Идем гостиничными переходами. Казалось бы, спит гостиница без задних ног. А на самом деле держи карман шире: и наш «профсоюз» работает, и у спецслужбы ушки на макушке, и разная торговая шваль еще гуляет…
– А я замуж выхожу, Женя.
– Поздравляю, – Женя пропускает меня вперед и открывает дверь. – Проходи, Зайцева.
Каждый раз, когда я попадаю в эту комнату – обшарпанную, с жуткими столами, с продранным диваном, со стульями без спинок и уродливым сейфом, – мне начинает казаться, что эту комнату целиком вынули из какого-то отделения милиции и насильно впихнули в середину роскошной, построенной по последнему слову техники гостиницы. И каждый раз для меня это смена миров…
– Здрассьте, – сказала я всем присутствующим.
– Лучшие люди нашего профсоюза, – улыбнулся мне Толя – Вот теперь почти полный комплект. Присаживайтесь, Татьяна Николаевна.
Толя – старший опергруппы нашей гостиницы. Милицейско-капитанского в нем нет ни на грош. В костюмчике с галстучком – вылитый студент. Только очки на нем не по студенческому карману. Очень попсовые очечки!
Посредине комнаты баррикада из двух письменных столов буквой «Т». По одну сторону – семь стульев вдоль стены для задержанных.
На первом – Наташка-школьница. Противная девка, наглая. Еще семнадцати нету. С восьмого класса ходить начала. Сейчас в десятом. Морда протокольная – на что мужики падают?! Под любого пьяного финна уляжется за полсотни его вонючих марок…
Ну, а дальше – парад элиты! Дому моделей – делать нечего. «Вог», «Бурда», «Неккерман», «Квилле», «Карден», «Пакен», «Нина Риччи»… Каждый костюмчик – штука, полторы. Сапожки – шестьсот, семьсот. Косметика – «Макс Фактор», «Шанель», «Кристиан Диор»… Это вам уже не Наташа-школьница. Это наш профсоюз. Интердевочки. Валютные проститутки.
Вот Зина Мелейко – кличка «Лошадь Пржевальского». Такую клиентуру снимает – равных нет. По-итальянски чешет, по-фински. Сама шведско-русский разговорник составила. На нашу тему. Многие начинающие у нее переписывать брали. По четвертачку. Недорого. Ей только поддавать нельзя – нехорошая становится. Она и сейчас под банкой…
Подружка моя закадычная – Сима-Гулливер. Была мастер спорта по волейболу. Очень крутая телка! Любого клиента до ста долларов дотянет. Меньше не ходит. Макияж наведет – глаз не оторвать. Голова – совет министров. Из чего угодно деньги сделает…
Нинка-Кисуля. Фирмач на фирмаче, сама всегда в полном порядке. С утра бассейн, потом теннисный корт, обед только с деловыми людьми. К вечеру – работа. Английский, немецкий, финский, конечно… Ленинградская специфика. Я Кисулю очень уважаю. Они с Гулливером меня по первым разам в свет выводили…
А за столом – по другую сторону баррикады – «спецы». Сегодня их трое. Все, конечно, в гражданском. В ментовской форме они только для удостоверений сфотографированы. Лет им столько же, сколько и нам, от двадцати четырех до тридцатника. Все с образованием. Кто университет кончил, кто политех, кто инфизкульт. Ну и какие-то курсы милицейские. И правильно! Тут сразу двести двадцать с погонами. Толя вон даже двести девяносто имеет как капитан. Не фонтан, конечно, но хоть что-то. У всех дети. У некоторых даже по двое…
– Присаживайтесь, присаживайтесь, Татьяна Николаевна. И продолжим наши игры, – Толя совсем близко поднес бумагу к очкам. – Где это мы остановились? А, вот… «Обязуюсь ходить в школу, закончить десятый класс и получить аттестат…»
– Половой зрелости, – вставила Зинка Мелейко. Все-таки она была перегружена выше нормы.
– Зинаида Васильевна, мешаете, – укоризненно сказал Толя и снова уткнулся в бумагу: – «Кроме того, даю честное комсомольское слово не посещать гостиницы «Интуриста» и больше никогда не заниматься проституцией». Наталья, это объяснение кто писал неделю тому назад?
– Ну, я, – школьница разглядывала потолок.
– В который раз? У меня коллекция твоих обещаний.
Наташка сунула в рот жвачку и давай жевать, корова. Наглая девка, как танк! А в это время в «спецуру» заглянули два мента в форме. Из территориального отделения.
– Здравия желаю, товарищ капитан. Прибыли.
– Привет, – ответил им Толя. – Посидите в холле. Евгений Александрович, оформляйте это не по годам развитое дитя века. А мы тут посмотрим, чем она дышит…
Он раскрыл Наташкин паспорт, и оттуда выскользнула фотография.
– Это кто?
– Это мой друг из Кампучии, – оживилась школьница. – Он за мир борется. Там на обороте надпись есть.
– А у него в номере ты тоже за мир боролась?
– Да.
Обычно, когда «спецы» кого-нибудь из нас калибруют, мы молчим в тряпочку – нас столы разделяют. Но тут даже мы развеселились. Ну, идиотка форменная!..
Толя пошуровал в Наташкиных мелочах, взял пачку «Ротманса», высыпал из нее сигареты и обнаружил между золотой фольгой и коробочкой сто финских марок одной бумажкой. Ну, кретинка! Ну, кто так прячет?!
– Раньше больше пятидесяти марок у тебя не находили, а тут сто, – удивился Толя.
– Все в мире дорожает, – Наташка надула пузырь из жвачки.
– Дешевка сопливая, – зло сказала Зинка.