Интерьер для птицы счастья

– Ты прав, – согласилась Инга, зябко кутаясь в толстую пушистую домашнюю кофту, – все у нас было как-то не так… Но ведь… можно начать все сначала, а, Володечка?

Халаимов опять болезненно сморщился.

– Ну, Володя! Я знаю, что уже говорила это. Ну и что? Я могу повторить это еще сто раз! Давай начнем сначала, а? Нас многое связывает, мы хорошо знаем и понимаем друг друга, а эта инспекторша… она и не…

– Можешь быть на ее счет абсолютно спокойна, – перебил ее Халаимов, – она меня не любит.

– А ты… Неужели ты до такой степени…

– Я на краю, Инга… – горько ответил Владимир. – Мне кажется, что рушится мир, но почему-то никак не может раздавить заодно и меня…

– Ну… не надо так, Володя… – Инга села перед мужем на пол и обняла руками его колени. – Я сделаю все, чтобы тебе было легче. Я постараюсь, Володечка… Только и ты не отталкивай меня, пожалуйста!

– Мне некуда деваться, Инга. Все будет, как было… – И он с какой-то глупой надеждой отвернулся от жены к окну. Воробья на ветке уже не было.

– Нет-нет, так уже никогда не будет… – горячо зашептала Инга, коснувшись рукой красивого печального лица мужа и повернув его к себе. – Все будет по-другому! Вот увидишь…

Она поднялась с пола, села к мужу на колени и принялась целовать его так жарко и так нежно, что он не смог не откликнуться. При этом он думал о Саше, и жена знала, что он думает об «этой инспекторше», но считала, что постепенно сможет переломить ситуацию. Инспекторша далеко, а она, Инга, страстная и любящая, рядом. И она теперь будет любить своего Володечку так, что он забудет все те постели, которыми только что ее попрекал, а инспекторша… Инспекторша постепенно превратится в фантом, мираж, в красивое воспоминание…

Инга с удивлением ловила себя на том, что рада появлению в их жизни инспекторши. Ведь если бы не она, то знаменитая телеведущая могла бы никогда в жизни так и не понять, насколько ей дорог собственный муж. Жаль, что это не случилось раньше. Если бы раньше, то она родила бы Володечке еще одного ребенка и ни за что не стала бы отправлять его ни в какую раззолотую Англию. Она вообще села бы дома и стала домохозяйкой. И почему простые человеческие радости кажутся ценностью тогда, когда большая часть жизни уже прожита и почти ничего нельзя вернуть назад?! На что ей ее популярность? Разве она счастлива от нее как женщина? Что имела она ото всех своих неисчислимых связей? Даже какого-то особого, ошеломляющего новизной ощущений секса не было. Она, скорее всего, даже не сможет припомнить по имени всех, кто был допущен до ее сухого подросткового тела. И зачем все это было?! Разве ей было с кем-нибудь лучше, чем с собственным мужем?

Инга целовала своего Володечку – такие знакомые его губы, такие трогательные завитки волос у висков, и с трудом сдерживала слезы. Если он найдет в себе силы остаться с ней, она еще будет счастлива. Она перестроит всю их жизнь, и он забудет, что когда-то любил другую женщину.

Саша закрыла за собой всего лишь дверь инспекции, но ей показалось, будто она отрезала от себя всю свою прошлую жизнь. Ощущение было не из приятных. Она осталась в этом мире одна и к тому же без прошлого. О нем думать нельзя. Надо представить себя в состоянии амнезии, начать жизнь с чистого листа и без чьей-либо помощи. У Саши не было подруг, кроме Ольги. Вернее они, конечно, были живы и здоровы: и одноклассницы, и однокурсницы, но по причине своей природной замкнутости Саша не поддерживала с ними никаких отношений. Она даже не могла вспомнить, кто где работает, чтобы попытаться найти себе новое место через знакомых. Что ж, придется сходить на биржу и начать покупать специальные газеты. Не она первая, не она последняя…

Первые два дня после увольнения Саша не выходила из дома. Она целыми днями рисовала. Чистых досок у нее больше не было, и она изрисовала все Сережины альбомы. Это были уже не цветы и не птицы. Саша писала пейзажи – синие, стылые, зимние, до тех пор, пока у нее не кончились гуашь и темпера. К краскам Влада она прикасаться не смела. Она хотела переключиться на что-нибудь более радостное, чем заледеневшие поля и деревья, но больше ничего из-под ее кисточки не выходило. Еще один день она потратила на тягучие размышления над заснеженным замком Влада, а потом вынуждена была все-таки заняться поисками работы.

Саша посетила несколько фирм, магазинов и складов, где требовались экономисты или бухгалтеры, но везде ей что-нибудь не нравилось: в одном месте – наглые раздевающие глаза менеджера по кадрам, в другом – запущенное грязное помещение, до третьего места надо было добираться полтора часа…

Однажды, вернувшись домой, Саша, измученная долгой дорогой до головной боли, глотала гадкие пельмени, в которые вместо мяса была положена резиново-бумажная смесь, и надеялась умереть от несварения желудка. Когда она запила то, что называлось пельменями, кофе из разового пакетика, к ней явилась Ольга.

– Сашка! Тебе надо немедленно вернуться в инспекцию! – заверещала подруга прямо с порога.