Читаем Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки полностью

Местные ребята научили меня купаться в шторм. Это, конечно, не купание, а весьма опасный трюк, и надо уметь выполнять его. Прежде всего надо дождаться, когда море на 15–20 метров отступит от берега, собирая силы и дождавшись этого, надо как можно быстрее бежать по обнаженному дну навстречу поднимающейся волне. Волна может быть огромной, больше четырех метров высотой, и здесь, вдали от берега, надо нырнуть под самый ее «корень». Она понесет тебя назад к земле, и тут ты выныриваешь и что есть силы стараешься остаться на месте, сопротивляясь тому, чтобы волной быть выброшенным прибоем. Затем, дождавшись, когда волна начнет откатываться обратно, опять же изо всех сил грести к берегу. Вода сопротивляется, она стремится уйти подальше в море, тащит тебя туда, а ты борись, плыви и, выскочив на дно, стремглав беги к берегу, чтобы не накрыл тебя новый зловеще громыхающий вал. Рискованно, но увлекательно. Долгое время уже во взрослом возрасте я, красуясь перед девушками, демонстрировал это свое умение. Вот, пожалуй, и все, что я помню из жизни в Феодосии. Даже не скажу, сколько мы там прожили: год, полтора?

Демобилизовали отца из армии, и мы вернулись в Москву, домой на свою улицу К. Маркса, дом 22. Как хорошо жить на своей улице, где тебе каждый дом знаком, где все выбоины знаешь, все закоулочки! Отвлечемся немного: что же значит, и зачем это «…где тебе каждый дом знаком»?


Я считаю любопытство (ну по-научному точнее сказать – «любознательность») одним из важнейших свойств ума. Причем любознательность является и одним из критериев его развитости и непременным условием его развития. Как сказал Сократ, «если ты будешь любознательным, то будешь многознающим». Недаром великий А. Эйнштейн призывал: «Не утрачивайте с годами святой любознательности». Святой! Если уж дошло дело до цитат, то скажу, что любимым моим афоризмом (чаще всего приписываемым К. Тимирязеву) является: «Надо знать обо всем немного и все о немногом». И это не просто красивый оборот речи, это прямой путь интеллектуального развития. Академик Н. Бехтерева, долгие годы бывшая научным руководителем Института мозга РАН, утверждала, что нет ненужной, бесполезной информации, что чем больше в мыслительном процессе участвуют самые разнообразные нейронные информационные цепочки, тем больше вероятности сделать выдающееся открытие, да и вообще тем умнее и глубже человек.

Не только в силу подобных знаний, а и по причине особенности моего характера и сознания я не понимаю людей нелюбознательных, которых мало что интересует. Скажу честно, не только не понимаю, но такие люди меня раздражают, я считаю их недалекими, ограниченными, неинтересными для общения. Особенно это касается человека молодого. Идет такой рядом со мной, я ему показываю гостиницу «Метрополь», уникальное мозаичное панно Врубеля «Принцесса Греза» на ее фасаде, говорю о русском модерне, а ему это все до лампочки: «Да неинтересно мне это и не нужно!» Единственная надежда, что многие из подобной молодежи поумнеют с возрастом, пробудится в них тяга к расширению своего кругозора. Иначе беда – получим мы «общество людей ограниченных возможностей».

Так вот, можно просто пройтись к себе домой от Земляного Вала по улице К. Маркса (напомню, теперь ей вернули прежнее название – Старая Басманная), а можно идти, зная ее интересные места, зная историю домов, которые на ней стоят. Совершенно разные прогулки будут!

Вот Сад имени Баумана (мы его называли одним словом «садбауман»). Здесь стоял когда-то флигелек, в котором почти двадцать лет жил удивительный человек, писатель и философ, патриот и западник, которого так уважал Пушкин, – П. Чаадаев. Сюда к опальному философу, официально объявленному сумасшедшим и жившим под домашним арестом, заглядывали кроме Пушкина и Гоголь, и Тургенев, и Герцен… Вот тебе и садбауман! У меня же связано с этим садом и одно «нюхательное» воспоминание.

Когда после войны вернулся на родину знаменитый наш шансонье А. Вертинский, то один из концертов он давал в скромном деревянном театре Сада Баумана. Мама повела меня на этот концерт. Вошли мы с ней в зал и зажали носы – в зале сильнейший запах нафталина! Дело было летом, жарко, но многие дамы пришли в меховых накидках, горжетках, чаще всего из лисы. Долгие годы ожидания быть надетыми в подходящем случае, лежали они в сундуках и на антресолях, щедро пересыпанные нафталином.

Пойдем дальше по улице. Где-то посреди нее прямо на проезжую часть гордо выходит красивый дворцовый фасад (дом № 21). Удивительно интересна его история. Первоначально построил этот дворец князь А. Куракин. Потом его длительное время арендовал французский посол-маршал Мармон. Так вот, в сентябре 1826 года в один и тот же день, в одни и те же часы на «моей» улице находились одновременно два человека: император Николай I на балу у французского посланника и А. Пушкин в гостях у своего дяди Василия Львовича (дом № 36). Не слабо!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное