Совсем недолго проработал отец в военкомате, шесть рапортов написал, чтобы его на фронт отправили, и уже в ноябре 1941-го добился своего – пошел воевать. Так он всю войну и прошел: от подмосковных боев до Кенигсберга. Заместителем командира гвардейского (он очень гордился этим) истребительного противотанкового полка. Ранен, контужен был, но выжил.
Воевал храбро, вся грудь в боевых орденах. Командующий артиллерией 2-й гвардейской армии (в ее рядах он и Севастополь освобождал, и Кенигсберг брал) генерал И. Стрельбицкий в своих воспоминаниях не раз упоминал отца – заместителя командира 113-го гвардейского истребительного противотанкового полка. В частности, описал бой, в котором наши солдаты залегли во время атаки, «и майор Соколов сел за руль виллиса (это такой американский военный открытый джип. –
Кстати, подобный виллис мне особенно одним случаем запомнился. Зимой 41-го мама на кухне с соседями готовила обед. Я рядом крутился. Окно на кухне выходило на узкий проезд между нашим домом и большой кирпичной стеной. Напомню, что жили мы на первом этаже. Я смотрю в окно и вижу, что к окну подъехал джип. За рулем солдат сидит, а рядом на каких-то ящиках сидит папа! Закричал я от радости, ахнули соседи, маме чуть плохо не стало. Это отец на один час домой заскочил: до линии фронта километров сорок было.
В домашнем архиве хранится боевая характеристика отца: «При его непосредственном активном участии и руководстве в боях с немецкими захватчиками полк заслужил звание “Севастопольский” и награжден орденами Суворова и Кутузова…» И когда я впервые приехал в Севастополь и увидел на склоне легендарной Сапун-горы скромный обелиск – железный стяг, на котором насквозь, как пулевые пробоины, выбито «113 истребительный противотанковый полк», то отчетливо представил, что стоит за одной из отцовских наград – медалью «За освобождение Севастополя». Один же из самых ценных документов нашего семейного архива – справка о том, что майор Соколов – участник Парада Победы в Москве в июне 1945 года. После войны отца не сразу демобилизовали – отправили служить в Феодосию.
В своей бурной событиями жизни отец переболел чуть ли не всеми распространенными в смуту болезнями: два раза сыпным тифом, пневмонией, дифтерией и др. Умер он через четыре месяца (!) после того, как ушел с работы и стал жить на одну пенсию – в 68 лет, не дожив двух месяцев до того, как я защитил свою кандидатскую диссертацию. Он так хотел, чтобы его сын стал кандидатом наук!
Знаю, не меня одного в зрелые, а тем более в «очень зрелые» годы мучает мысль, что мало в свое время ценил родителей, редко баловал их вниманием и любовью. Я не исключение, о чем давно с горечью вспоминаю. Правда, по отношению к отцу было у меня одно благое дело, которым я до сих пор горжусь. Весной 1968 года исполнилось 50 лет партийного стажа отца. Я написал статью «Поздравляю тебя, отец!», где рассказал о его трудной и достойной жизни в героические времена, о его верности делу, долгу, идее. Статья была опубликована в весьма уважаемой в это время газете «Московская правда». Помню, с каким удивлением узнали на работе о прошлом своего скромного сотрудника, как растрогался отец.
Все я это написал не только для того, чтобы вспомнить об отце (он этого заслуживает!), но и еще по двум важным для меня причинам. Во-первых, чтобы сказать, что нельзя, как это сегодня встречается, огульно всех партийных работников в подлецы и в мздоимцы записывать! Во-вторых, по причине, о которой, может быть, не очень литературно образцово, но очень искренне писал я в той далекой по времени статье. «В понятие “эстафета поколений” входит не только дом, построенный отцом, не только верстак рабочий, который ты перенимаешь от него, но и главный стержень жизни его, в делах славных закаленный. И ты должен знать дела эти, потому что тебе продолжать их. А продолжая, всегда помнить, что придет время и тебе рассказывать о своей жизни сыну своему, своей дочери».
Вернусь вновь к жизни пацана в военной Москве. Жили мы с мамой в то время вдвоем. Отец – на фронте, а сестра… Вот история с сестрой заслуживает отдельного упоминания. Сестра (она была старше меня на девять лет) в июне 41-го была в пионерском лагере под Москвой. Началась война, и руководство лагеря решило эвакуироваться на восток, подальше от столицы, которую в это время уже бомбили. Я не знаю подробностей, но, как потом рассказывала сестра, посредине дороги взрослые бросили детей на произвол судьбы! Да, и такое в войну бывало. И вот 12–15-летние подростки одни пошли кто куда. Сестра больше двух месяцев (!) пешком добиралась до Казани, шла туда, потому что знала, что там работал хороший знакомый отца. Голодала, ела сырую картошку, которую выкапывала на полях, мерзла в стогах сена, но дошла! Разыскала знакомого и осталась там жить до 1943 года.