-- Как нет? В офисе антихакеров постоянно дежурят четыре человека. Один из них обязательно высокоуровневый, -- Августа почти переходила на крик. -- Последнее место, куда может сунуться проникатель, -- это антихакерский офис. Проще взломать "Опору небес" или спираль Объединения, чем антихакеров.
-- Если это Макс, -- в комнату вошел Джо, -- все возможно.
-- Этот ваш Макс хоть существует? -- посмотрела она в девичье лицо техника.
-- Да. Я уверен. Мне уже приходилось иметь с ним дело.
-- Нам нужно уходить, -- поднялся Саммерс. -- Он вспомнит, что его допросили, но доказать, что это мы, не смогут.
***
Геннадий Владимирович Борисов уже давно не выглядел как маленькая девочка в розовом платьице. В конце концов, ему надоели насмешки за спиной и постоянная потребность притворяться ребенком. Теперь он был довольно симпатичным юношей лет семнадцати-восемнадцати на вид. Худощавое телосложение, аккуратные черты лица, черная челка, спадающая на голубые глаза. И как раз они-то и выдавали в этом парне Борисова. Холодный, постоянно напряженный взгляд этих глаз явно не соответствовал внешности владельца "Маджестик".
Но паранойи у него не убавилось. Бункер посреди Алмунийской пустыни надежно укрывал его от чего угодно. Даже от потенциального ядерного удара. Хоть разработки оружия массового уничтожения были давно запрещены и документ подписали главы всех более-менее значимых корпораций, но чем черт не шутит?
Только от происходящего сейчас Борисова не смог защитить даже бункер.
Он сидел в мягком кресле своего кабинета, обставленном по вкусу главы "Маджестик" -- в стиле ретро, и смотрел в голубоватый голографический монитор.
Можно было и не смотреть. С экрана взирала только темная расплывчатая фигура. По ней невозможно было определить даже пол собеседника.
-- Вы не передумали, мистер Борисов? -- спросил голос из динамика, явно измененный -- с металлическим оттенком и полностью лишенный эмоций.
-- Нет, -- вздохнул Геннадий Владимирович. -- Я не буду этого делать.
-- Не забывайте, мы можем в любой момент убить вашего единственного сына. Программа, способная отключить его мозг, уже находится в нем. Мне нужно только послать команду и...
-- Я же сказал вам, что того, что вы с меня требуете, не будет. Делайте что хотите.
-- Всего лишь закрыть проект "Пигмалион", разработки которого ведутся в ваших лабораториях. Знайте, не согласитесь вы -- мы найдем другой способ. К тому же умрет ваш сын, умрете вы. Будьте разумным человеком, -- говорила тень. -- Вы же не хотите умирать?
-- Я уверен, черт вас возьми! Не связывайтесь больше со мной! -- крикнул Борисов и обрубил связь.
Борисов был уверен, что сейчас он говорил с кем-то из подручных Райза. С Кроуссеном, к примеру, или кем-то ему подобным. Он знал, что как только его план сработает и сеть "Ассаж" будет уничтожена, именно проект "Пигмалион" поможет ему обрести желаемую власть. Он сможет дать человечеству подарок, который не смог бы дать ни Райз, ни кто-либо другой. Это, как считал Борисов, сделает именно его самым уважаемым и влиятельным человеком во всех мирах.
Райз уже забрал у Борисова отца. Так, по крайней мере, считал Геннадий Владимирович. Теперь готов забрать и сына. Что ж, пусть забирает. В отместку он разрушит "Ассаж". Его план работал. Макс начал действовать. Скоро Райз и его корпорация будут на коленях. Он ответит за смерть и его отца, и сына.
Осталось только дождаться.
Встревоженный Борисов откинулся в кресле. По его телу пробежала дрожь, но он не обращал на это внимания.
Он хорошо помнил книги и фильмы, где злодей, угрожая кому-то из близких героя, заставлял того сложить оружие. Там герой все равно побеждал, но здесь не кино. Если он допустит промашку -- он проиграет. Сейчас он чувствовал себя героем. Не рыцарем на белом коне, как в кино и литературе, но героем. А Стивен Райз и его корпорация в его картине мира воплощали злодея. Воплощение зла, которое то и дело пыталось уничтожить того, кто может ему противостоять. То есть Геннадия Борисова. Нет, он не может проявлять слабость. Идти на поводу у зла. Он должен довести свою борьбу до победы.
***
Джо Варелла всегда казался человеком замкнутым, необщительным и флегматичным. Может, даже слишком. Иногда складывалось впечатление, что техник-андрогин живет в каком-то своем мире, отдаленном от реального. Что все происходящее вне его внутренней вселенной его не интересует. Если к нему обращались, он отвечал как-то вяло, как будто находился под действием наркотика. Варелла никогда не проявлял какой-либо инициативы, молча делал то, что ему говорили. Может, ему было плевать, что делать и чем заниматься. По крайней мере, такое впечатление складывалось со стороны.
Однако сейчас было видно, что Джо нервничает. Причем нервничает изрядно. Его пальцы тряслись, глаза были полузакрыты, лицо сморщено. Он выглядел растерянно, словно ребенок, оказавшийся в одиночку перед лицом опасности. Казалось, Джо вот-вот заплачет.
Но он хотел рассказать то, что знал, хоть это и приносило ему боль.