Интерконтинентальный мост

Свадебное торжество началось в небольшой церкви из сборного железобетона (подарок библейского общества новому эскимосскому поселению). Затём свадебная процессия направилась на берег, где на воде качался вельбот. На носу его, на особой подставке, в каменной плошке горел смоченный моржовым жиром мох. Бледное пламя дрожало — льды толкали лодку. В старинном обряде чувствовалось нечто уходящее в сумерки прошедших веков.

Со школьного крыльца доносилось тихое песнопение.

Ник Омиак и Джеймс Мылрок несли длинное деревянное ритуальное блюдо с кусками вареного тюленьего мяса. Водрузив блюдо на вельбот, они помогли молодым взойти на лодку и оттолкнули ее от берега. Лодка медленно поплыла меж льдин, повинуясь прибрежному морскому течению.

Мылрок шептал заклинания, удивительный набор слов, смысл которых даже ему был не совсем понятен. Он только знал, что эти слова непременно надо сказать, произнести именно в такой обстановке, чтобы укрепиться в мысли, что все будет хорошо, что впереди у молодых счастливая, мирная и долгая жизнь. Он хорошо знал своего сына, а Френсис была ему как родная дочь. Но именно знание их характеров, привычек, направления мыслей заставляло его сомневаться, что все будет хорошо, так, как хотелось, как желалось в древних словах заклинания.

В свете мерцающего жирника отцы опустили меж льдов жертвенное блюдо, дав ему возможность плыть так, как укажет морское течение. Потом взялись за весла и подгребли снова к берегу.

Далее церемония продолжалась в мэрии, где Ник Омиак закрепил брак Перси Мылрока-младшего и Френсис Омиак согласно законам штата Аляска.

И уже после всего этого гости и хозяева направились в спортивный зал школы, где были накрыты столы.

Всю церемонию Френсис провела как во сне, иногда как бы пробуждаясь, стряхивая с себя состояние полузабытья… И тогда она приходила в себя, начинала осознавать, что это вовсе не сон, а начало совсем другой жизни, конец грезам и смутным мечтаниям. И становилось так страшно и горько, что она заставляла себя снова думать, что все это сон и рано или поздно она пробудится и возвратится в привычную жизнь, в настоящее, которое было полно ожиданий, неразрешимых загадок и надежд…

Перси чувствовал настроение Френсис, ее отчуждение, но приписывал это обычному волнению молодой девушки, выходящей замуж. Раз она исполнила священный танец, возврата назад уже нет, и, успокаивая себя этим, он тем не менее тревожился, и предчувствие беды сопровождало его на всем протяжении долгих церемоний, жертвоприношений и свадебного приема, который грозил затянуться до утра.

Но где-то около полуночи Джеймс Мылрок встал и объявил, что молодые могут отправляться в постоянное свое жилище — в дом мужа.

Френсис и Перси встали, и им пришлось пройти сквозь толпу восторженно поздравляющих гостей и земляков, прежде чем выйти на волю.

Поднявшийся с моря ветер с ледяной крупой ударил в лицо, заставил отвернуться.

И снова к Френсис вернулось сознание того, что все случившееся — явь и она никогда не пробудится к другой жизни, оставаясь до конца дней своих женой Перси Мылрока-младшего. Студеный ветер так прояснил сознание, что она заплакала, стараясь скрыть слезы от Перси.

Он-то в чем виноват? Лишь в том, что любил ее всю жизнь, с того самого мгновения, как понял, что она не просто товарищ по детским играм, не просто надежный друг, а нечто большее, судьбой предназначенное на всю жизнь, и так было всегда до того самого мгновения, пока не пришла весть о строительстве Интерконтинентального моста, когда затеяли книгу, до появления Петра-Амаи…

Тогда Перси и заметил впервые, что Френсис совсем другая, часто далекая от той, к которой он привык. Ну что же, это только прибавило страсти Перси, затаенного желания открыть все загадки юной души и сделать эти открытия частью своей жизни.

Молодые шли, подгоняемые ветром, вдоль новеньких, сверкающих широкими окнами домиков Кинг-Айленда. Окон и света было так много, что пробитая в снегу дорога освещалась, как в большом городе.

Джеймс Мылрок построил большой дом. Он сам выбрал проект, держа в памяти просторное и удобное жилище Ивана Теина в Уэлене.

Осторожно придерживая ее за локоть, Перси провел Френсис в свою половину дома, состоявшую из комнаты-гостиной, обставленной примерно так же, как и общая комната, рабочей комнаты и спальни, к которой примыкала ванная.

Френсис высвободила локоть и прошла прямо в ванную, оставив Перси в спальне.

Она зажгла свет и поглядела в зеркало. Она увидела утомленное, заплаканное лицо, и к ней снова вернулось ощущение нереальности и призрачности происходящего. Впрочем, это всегда случалось с ней, когда она подолгу смотрела на свое отражение. В какое-то мгновение возникало странное, почти жуткое ощущение отъединения от самой себя, ухода от действительности в Зазеркалье, в другой мир. Но теперь хотелось лишь возвращения в прошлое, в состояние беззаботной юности.

Первым со свадебного пира засобирался домой Ник Омиак.