Читаем ИнтерКыся. Возвращение из рая полностью

—...весь жар своей души, весь трепет своего сердца я отдавал наиболее гуманному способу УМЕРЩВЛЕНИЯ Кота, Кошки или Собаки!.. С Котом — попроще. Его просто засовываешь в мешок, желательно коленкоровый, чтобы он не мог тебя оцарапать когтями, а потом сквозь мешок сворачиваешь ему голову. Только хрустнет — и ладушки!.. С Собаками — сложнее. С риском для собственной жизни Собаке приходится просто перерезать глотку... Это если их брать на шкурки... А если для науки, то везешь в институт на Васильевский остров — никакой мороки, сдаешь их в лабораторию и получаешь бабки. Копейки, клянусь вам! Вы просто не представляете себе, как плохо у нас сейчас с наукой! Ой, что я говорю?!

«НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ, ИДИОТ!» — подхлестнул его я.

Переводчики молотили как бешеные! Американцы не могли отвести испуганных глаз от разговорившегося Ивана Афанасьевича, а все наши сгорали от стыда так, что мне их даже жалко стало. Наверняка там были и очень неплохие ребята. Особенно было жалко Посла. Они-то уедут, а ему тут оставаться!.. А тут еще все наши с надеждой смотрели на него.

— Депутату плохо! — решительно сказал Посол. — Он не понимает, что говорит!..

«ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ПИЛИПЕНКО? ТЫ ВСЕ ПОНИМАЕШЬ?» — спросил я.

— Как это я «не понимаю»?.. — обиделся Пилипенко на Посла. — Прекрасно я понимаю!.. В институте так мало платили, что на бензин для «Москвича» не хватало... А вот уже там, в науке, их убивали всего одним укольчиком...

«ТЕПЕРЬ РАССКАЖИ ПРО ШКУРКИ, ПРО ШАПКИ...» — приказал я ему.

— А чего? Хорошо выделать шкурку Кота — дело, я вам скажу, очень даже тонкое!.. Пока Кота обдерешь, еще так наеб... Извиняюсь! Намучаешься... Здесь что важно? Мездру не попортить! Иначе никто у тебя на Калининском рынке эту шкурку не купит. Считай, деньги на ветер! А мы...

Неожиданно в мозгу Пилипенко произошел не замеченный мной поворот, и он ласково сказал:

— Наша забота о «меньших наших братьях», как правильно сказал наш уважаемый Посол, не знает границ, не имеет границ, и поэтому те семьдесят пять мильонов долларов, обещанные нам нашими братскими организациями Америки, будут огромным подспорьем для всего нашего общего дела — защиты прав домашних Животных!

«НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ, СВОЛОЧЬ, — сказал я ему. — ТЕПЕРЬ ПРО ШАПКИ!»

— А шо «про шапки»? Шо «про шапки»?! — сварливо отмахнулся от меня Пилипенко. — Вы чё себе мыслите, что на шапках можно было много заработать?! Я их шил, эти шапки? Да ни в жисть! Мое дело было маленькое — поймать Кота или Пса, умертвить его, шкуру аккуратненько содрать, храни Господь, мездру не попортить, выскрести ее до кондиции, потом на специальные распялочки, а сушить тоже — наука целая: пересушишь — она, шкура вот ихняя, к примеру...

Пилипенко показал сначала на меня, потом посмотрел на семью Президента Клинтона, поискал глазами Сокса, не увидел его и, льстиво улыбаясь президентскому столу, продолжил:

— Или, к примеру, вашего Котика, мистер Президент... Ежели их шкурки на распялочках пересушить — они же ломкие станут, хрупкие... Какая же из них шапка? Еще и морду могут набить за такие шкурки. Это я к примеру говорю...

Я почувствовал, что слегка ослабил нить КОНТРОЛЯ и Пилипенко зациклился всего на одной стороне своей прошлой деятельности и совсем забыл о своем сегодняшнем высоком общественно-государственном положении. И тогда я ему сказал: «НЕ ОТВОДИ ОТ МЕНЯ ГЛАЗА, ПИЛИПЕНКО, СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО... И ПРОДОЛЖАЙ, ПРОДОЛЖАЙ, ПОДОНОК!»

— Про что? — доверчиво спросил меня Пилипенко. По Банкетному залу уже шел непрекращающийся возмущенный ропот.

«ПРО ВСЕ СЕГОДНЯШНЕЕ!» — сказал я.

— А сегодня всем нужно платить... — грустно ответил мне вслух Пилипенко. — Хозяевам города платишь, бандитам — платишь, тем, кто охраняет меня от бандитов, — тоже платишь! А в Думу, в депутаты, как вы себе мыслите?.. За красивые глаза берут? Всем только доллары и подавай! Вы чё думаете, господа американцы, мы эти доллары у вас от хорошей жизни просим?! Не-е-ет! Мне, к примеру, лично уже ни хера не требуется. Я ежели эти семьдесят пять мильонов от вас получу, то на самого себя всего мильонов десять — двенадцать страчу. Не больше. Я тута один домик у вас в Майами присмотрел, так вот... Ну и обстановка, конечно. Не без этого... Автомобильчики надо поменять! А все остальное — только на развитие нашего общего дела. Богом клянусь!..

Тут Пилипенко залпом опрокинул в рот оставшееся в бокале шампанское, вынул длинную зажженную свечу из высокого золотого подсвечника, закусил ею с полыхавшего конца и хрястнул бокал об пол в мелкие дребезги...

А потом истово перекрестился четыре раза — один раз слева направо, второй — справа налево, третий — как-то наискосок, а четвертый — умудрился перекреститься — снизу вверх!

Зал так и ахнул!.. Но на этом выступление Пилипенко не кончилось.

Он плавно выполз из-за стола и, приплясывая, поводя плечами и широко разводя руками в стороны, в танце поплыл между банкетными столами.

Ко всему прочему он пел. Нещадно перевирая мотивы, он аккомпанировал сам себе наиболее близкими его сердцу песнями, сливая их воедино:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги