Интернат, или сундук мертвеца

— Да нет, захваты тут ни при чем. На захвате я могу выстрелить профессионально, просто вывести человека из строя. Его же потом еще допрашивать, и чем скорее, тем лучше. Я их на допросах убивала. Когда понимала, что они смогут выкрутиться.

Леша теперь смотрела перед собой, на лице ее было удивление.

— А что, у нас теперь так ведут дела? — Она растрепала еще одну сигарету.

— Как? Нет, разрешения начальства у меня не было. Но и наказания особого не предвиделось. Первый раз на меня допрашиваемый напал по собственному желанию. Я его завела. Все как полагается, факт нападения зафиксирован. Потом пришлось спектакль с эротическим употреблением апельсина устроить. Потом просто вовремя успела воткнуть штык в глаз. Вот такие дела.

Пошел дождь, капли застучали по крыше и стеклу, отстрельщик обнаружил вдруг себя сидящим с открытым ртом, тупо уставившимся на радиоподслушку. Он вышел из машины в дождь, посмотрел невидяще на яркие огни гостиницы и потер ладонями лицо, словно умываясь дождем.

— Что это за хреновина? — спросил он сам себя. — Да кто она вообще такая?!

Леша откинулась на спинку сиденья и вдруг засмеялась, словно ей рассказали забавный анекдот.

— Что тут смешного? — удивилась Ева.

— Да нет, смешно, правда. Я тебе верю! Это очень смешно, но я тебе верю. Такое придумать не смог бы никто, такого не бывает, только в жизни иногда случается, а придумать — никогда! Ой, не могу, ну умора! Нет, просто я подумала, вдруг тебя специально подставили из меня сведения вытянуть, понимаешь, ведь этот полицейский в морге, он же мне не поверил, на что хочешь поспорю — не поверил. Он мог бы и подослать кого. Но придумать такое в здравом уме?!

— Зачем? Это же было просто опознание.

— Да-а уж, опознание. Я никому не верю, потому что знаю много. — Леша опять закурила. — А этого гада Пашу ненавижу. Он был не мужик, он был гад и скотина. Я еще полгода назад прокляла его. Я ему пожелала никогда не быть похороненным. Вот и пусть его зароют неопознанным. Не будет могилы с именем Паши Закидонского! — Леша порывистыми движениями руки заталкивала только что раскуренную сигарету в пепельницу в спинке переднего сиденья.

— Похоже, подружка, — сказала задумчиво Ева, — что я вроде как доставила тебе большое удовольствие, убив его.

— Нет слов! — согласилась Леша. — Нет, серьезно, так меня никто никогда не унижал. Я девочка без комплексов, бывает, капризнусь слегка, но ненадолго, потому что дело это в принципе люблю. Ты это любишь? С мальчиками, с девочками?

— Э… допустим. Да, люблю! — определилась Ева.

— Тогда ты меня поймешь. Если женщина этого не любит, она в принципе не понимает в этом деле унижения, для нее все — просто обязанность, выполняет все или не делает ничего. Если ты любишь, ты должна знать, что бывает такое, вдруг — раз! Барьер. Умрешь, а не сделаешь. Или мальчик не тот, или музыка паршивая, или пахнет дохлым жуком. И тебе уже кажется, что от тебя хотят Бог знает чего, что это унижение и несправедливость.

— Я тебя понимаю. — Ева сняла шляпу, подвернула под себя ногу и развернулась к Леше, чтобы лучше видеть ее горящее лицо.

— Ну вот, а Слоник, он бабник был, не смотри, что ростом не вышел. Как-то он подцеплял с ходу и напором, напором! Сначала мне было с ним хорошо. А потом, когда стали ближе, он показал, как любит больше всего. Скоти-и-ина, я тебе скажу!

— Что же он мог такое показать девочке без комплексов?

Леша тяжело дышала и кромсала золотой цветок на капроне.

— Он засовывал в меня свою руку, и… — Она не договорила.

Ева и Леша сидели на сиденьях сзади, перед ними были еще два сиденья, а потом уже место шофера. Шофер вынул огромный платок, снял форменную фуражку и вытер лоб Потом он повернулся назад, на Еву посмотрели умоляюще глаза пожилого турка.

— Не хотеть ли ви остаться на одиночестве? — спросил он жалобно.

— Пусть выметается! — сказала Леша Еве.

— Да, мы хотеть. — Ева вдруг поняла, что воспринимала этого человека как механическую приставку к рулю, а он еще и по-русски говорит!

Раздалось легкое жужжание, и позади шофера появилась толстая матовая перегородка.

Женщины сидели молча. Посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Знаешь, я тоже никак не могу привыкнуть, что здесь почти все знают русский, все наваливаю свой безупречный английский! — Леша говорила с облегчением, и Ева поняла, что момент откровения упущен.

— Будем говорить? — спросила она все-таки.

— Да что тут говорить. Он… Он занимался онанизмом во мне. Внутри меня, понимаешь?

— Нет, — озадаченно сказала Ева.

— И слава Богу, — порадовалась за нее Леша. — Как-нибудь вместе наклюкаемся, я тебе подробно расскажу. А когда я стала отказываться, он начал меня бить. Говорил, что ему только так интересно. Поэтому и не любит с мужчинами.

— Не любит с мужчинами? — Ева уже ничего не понимала.

— Ну да, у них же только одно отверстие, куда можно залезть. А ему для этого нужно было два и рядом!

— О Господи, давай правда не будем больше об этом говорить. Я поняла, почему его не надо хоронить под его именем.

Отстрельщик еще раз вышел на улицу, задрал голову вверх и несколько раз глубоко вздохнул и длинно выдохнул.