Интернат, или сундук мертвеца

А Федя вскочил из кресла и выбежал на большой, заросший одуванчиками луг. Он погнался за женщиной, трава была невысокой, Федя хорошо рассмотрел мелькавшие голые ноги, розовые пятки и крошечные пальцы, когда ступня почти приближалась к мокрому от росы подолу юбки. Женщина смеялась, но не оглядывалась, Федя бежал, срывая на ходу тяжелые желтые головки цветов и бросая их в женщину. Он искал глазами что-то потяжелее, чтобы попасть, чтобы она обиделась, заплакала, но оглянулась! Он должен был увидеть ее лицо, чтобы узнать, если случайно увидит, чтобы не потерять! Мелькала щека, один раз она почти повернулась, смеясь быстрым неуловимым профилем. Резкий неприятный запах от смятой травы вдруг стал невыносимым, Федя схватился за лицо, открыл глаза и обнаружил себя в кресле. Хамид в халате убрал от его лица синий флакончик, из которого так пронзительно пахло.

— Твой секретарь звонит, будешь говорить?

Федя бессмысленно осмотрелся и опустил глаза на запястье. Его часы показывали почти десять утра. Он взял трубку телефона, еще плохо соображая.

— Никитка, — сказал Федя, тяжело дыша, — я ее почти догнал!

— Все рассказывать или только то, что я об этом думаю? — спросил Никитка издалека.

— Как хочешь. — Федя понял, что не было луга и женщины.

— Там у тебя в Турции убили двух русских коммерсантов, не то чтобы уж очень важные люди, но и не шестерки. Здесь пустили слух, что это сделал Слоник, который сбежал и продолжает работать. Я думаю, что Слоник давно мертв, что это утка, чтобы списать на него еще два убийства и не засветить нового киллера. Еще я думаю, что теперь турки нашу Проблему выкинут, она им больше не нужна, раз Слоник для них жив и благополучно «добрался до Турции». У меня все. Учитывая ее послужной список, если она будет жива, когда ее выбросят, она кинется искать русское посольство. Я тебе помог?

Секретарь не угадал совсем чуть-чуть. Ева Курганова, в плотно облегающем грудь коротком топе, который открывал ее живот, с пластырем на боку, в короткой с оборками юбке, в чулках на резинках, выглядывающих из-под этой юбки, туфлях на высоком каблуке, пришла в полицию. Стучала кулаком по стойке дежурного, требуя старшего, и кричала, что она офицер полиции из России и требует помочь ей добраться до посольства.

Дежурный понял только слово «Россия». Он грустно вздохнул, отвел Еву в маленькую комнату и пригласил небольшого упитанного очкарика, который сел напротив Евы, открыл папку и стал читать по слогам, чудовищно коверкая слова:

— Вы добровольно прибывали в эту страну, надеясь на легкий заработок определенных женских профессий. Если вы имеете документы, предъявите их. Если вы не имеете документы, напишите на бумаге ваше имя, фамилию и отчество. Бумага будет направлена в отдел по претензиям нелегально прибывших в нашу страну иностранцев. На время рассмотрения этой бумаги вы будете помещены в изолятор.

Ева смотрела на очкарика с отчаянием.

— Минуточку, я хочу вам сказать, что я не прибыла сюда, надеясь на легкий заработок! Меня принудительно привезли, я знаю название судна, на котором мы плыли! Я офицер полиции, понимаете, мне нужен государственный чиновник!

Человек напротив Евы снял очки, внимательно посмотрел ей в лицо, улыбнулся и сказал, что не понимает по-русски.

— Пригласите кого-нибудь, кто понимает, это очень важно!

Ее оставили одну, заперев дверь. Ева испугалась. Она долго думала, оказавшись в таком наряде у мусорных контейнеров недалеко от большого рынка, как ей себя вести. Добраться своим ходом до посольства, не имея ни копейки денег и документов!.. Но и ее идея с полицейским участком, похоже, тоже не очень удачная.

Хамиду позвонили в полдень и спросили, не терял ли он девочку, красивую, одетую, как «уличная», русскую, которая сейчас в полицейском участке требует, чтобы ее отвели в посольство.

— Я поеду с тобой, — сказал Федя.

К адвокату Дэвиду Капе пришел невзрачный турок, отдал небольшой клочок бумаги, получив взамен деньги. Он не сказал ни слова, поклонился и цыкнул дырявым зубом, презрительно оглядывая китайца. Китаец смотрел бесстрастно, от гнилого запаха изо рта турка у него чуть шевелились широкие ноздри. Китайцу вообще показалось, что пахнет от турка тюрьмой, тут слуга подумал, что все тюрьмы пахнут одинаково, и китайские, и стамбульские, — он вообще был немного философ.