Интернат

– В последний раз предупреждаем, святоша хренов: брысь отсюда навсегда, – злобно процедил первый. – Закопаем так, что шакал голодный не найдёт.

Серафим неожиданно улыбнулся.

– Чё лыбишься, баран? – ощерился «старшак».

– Животный мир ты хорошо выучил, Слава, – кивнул Серафим. – Раз уж мы о животных говорим, будь настоящим человеком и отпусти Дениса.

– Да-а? – протянул «старшак» Слава. – А не отпущу – чё сделаешь?

– Он помолится, – серьёзно ответил за Серафима другой «старшак». – Ему его Боженька поможет кулачок сжать и ручкой замахнуться.

– Коленки затряслись, блин! – осклабился Слава. – Забоялся я, Матов, что-то. Аж задрожал. А ты?

– А я, Кульба, уже опѝсался, – заёрничал «старшак» и бёдрами завилял. – Enter, подотрёшь?

Он потряс Дениса за плечи. Голова жертвы замоталась.

Лицо Серафима затвердело.

– Перестань, Влад, – потребовал он. – Слышишь?

– Не слышу, повтори.

Матов толкнул Enterа в руки Кульбы и приставил ладонь к уху.

– Влад. Хватит из себя звёря корчить, – примирительно сказал Серафим. – Чего ты, правда, пристал к человеку? Приказы чьи-то выполняешь, что ли? А свою волю-то куда девал?

Взгляд у Матова остекленел.

– Чё паришь-то? – прошипел он. – Ты чё? Чьи такие-какие приказы? Сдурел? Мы сами по себе, понял, блажной?

Серафим терпеливо разъяснил:

– Во-первых, не блажной, а блаженный. Во-вторых, блаженные – святые. Ты понимаешь, что значит стать святым?

Матов равнодушно пожал плечами:

– А мне пóфигу.

– Тогда зачем говоришь то, чего не понимаешь? Святой человек тот, кто близок к Богу. И не на словах, а на деле, – объяснил Серафим. – Хочешь, потолкуем в сторонке?

– Чего я ещё не толковал с тобой в сторонке? – хмыкнул Матов.

– Так не толковал же. А ты попробуй. Хочешь?

Влад сузил серые глаза.

– Чё мне с тобой толковать? Иди давай отсюда. А то и тебе по макушку достанется.

– Точно, – поддакнул Слава Кульба. – И с довеском. Вот попробуй.

И он ударил Кедринского в челюсть. Только кулак до цели не достал: Серафим мгновенно поставил блок, а затем сделал захват противника. Совершенно деморализованный Славка Кульба хватал ртом видимые в солнечных лучах пылинки и возмущённо вращал глазами.

А Серафим вдруг широко улыбнулся – да так, будто хорошую новость услыхал.

– Да ладно вам, пацаны, чего ругаться? Айда ж в закуток.

– Зачем это?

– А потолкуем.

– Некогда толковать. Уроки скоро, – мрачно сообщил Кульба. – И вообще… Пошёл ты, знаешь, куда?

От отпустил Дениса и зашагал прочь, ворча вполголоса что-то площадное.

– Кедраш!.. Ты смотри! – предупредил злой Матов и исчез вслед за Кульбой.

Enter, не веря спасению, воззрился на Кедринского.

– Они тебя боятся?!

Серафим всё улыбался. Теперь его улыбка освещала Enterа.

– Боятся, как же! – сказал он. – У них чувство страха не такое, как у нас с тобой.

– Как это?

– Ну… Мы как бы их боимся, а они… совсем другого, в общем, боятся.

– Чего другого?

– Ну, например… что Крисевич им паёк не даст или какой милости лишит. Стыда боятся.

Enter нервно хихикнул:

– Какого ещё стыда? ОНИ?!

– Ну, да, – подтвердил Серафим. – Пошли в класс.

Они двинулись по коридору, по переходу, по лестнице, и Enter ломал голову: о каком стыде говорил Кедраш? Не вытерпел, у дверей класса опять про это спросил. Серафим неохотно ответил:

– Да боятся они что доброе сделать. Ведь тогда за всё плохое прошлое перед совестью отвечать придётся, стыдиться всего, чего натворил. Думаешь, приятно это? Или легко?

– Без понятия, – фыркнул Enter.

Серафим быстро глянул ему в глаза.

– А ты никогда не испытывал стыда? – тихо спросил он.

Enter хотел было сходу откреститься от такого постыдного чувства, но сперва оглушительно проревел звонок, потом все рванули из коридора в класс и сели за парты, и Enter не успел. Он зашёл вместе со всеми, но куда сесть – не знал, и потому нерешительно остановился у стены. Ребята уставились на него. Он – на них, чувствуя жар на лице. Чего они его гляделками сверлят?

Класс оформлен плакатами и таблицами. Штор нет: всё равно окна смотрят на север. Цветов на узких подоконниках нет. На полках в шкафах теснятся книжки в обложках и переплётах. Учительница стоит у стола и щурится на новенького.

– Денис Лабутин? – утверждает она.

Enter кивает. Учительница тоже кивает.

– Садись. У нас сейчас геометрия. Я смотрю, ты по всем предметам слабенько идёшь. Виртоманишь? Ну-ну... У нас не повиртоманишь.

Enter тоскливо глядит на парты. Места есть, но с кем сесть? Он уловил движение чьей-то руки и пошёл на него. Оказалось, его звал Серафим. У измученного Enterа сил обрадоваться не было. Он просто плюхнулся на «первый вариант» в среднем ряду, зацепив за спинку стула рюкзак.

Учительница равнодушно проследила за ним и велела:

– На перемене подойдёшь, я тебе расскажу, где канцелярию и учебники найти. Тетрадь у тебя какая-нибудь имеется?

– Имеется, – выдохнул Enter.

– Так доставай и включайся! Бездельничать тебе никто не даст, понял?

– Понял.

– Меня зовут Новита Сергеевна, – сообщила учительница.