мягкий диван, да отрыжка прямого эфира,
кластеры многоэтажек, коробки-квартиры…
В пятницу вечером ждет наилучший психолог –
Виски со льдом, одиночество и кока-кола.
Мантры, лампады, соборы, мечеть с синагогой.
Как заебёт колесо – вспоминаем о Боге.
Ближе к финалу зубрим, пожирая глазами
Библию в тысячный раз – ждет последний экзамен.
Только смеются апостолы, глядя на паперть –
вход для блаженных и нищих торжественно заперт.
ДАО ДЕМОНА
***
Ты пришел ниоткуда, и думалось: будешь тут.
И мне думалось: можно хоть вечность с тобою быть.
Оказалось, что даже глаза мне порою врут.
Оказалось: умелые рученьки у беды.
Ты пришел ниоткуда, уйдешь в никуда. А мне?
Мне казалось, я буду тебя целовать всю жизнь.
А теперь мне осталось лежать, как зола, и тлеть,
и глотать ледяные комочки проклятой лжи.
Не умру я затем, чтобы снова тебя найти
и взглянуть в твои темные, цвета греха, глаза.
Я хочу рассказать, что встречалось мне на пути,
как из нервов моих, заплетаясь, вилась лоза,
как из жил я ковала прочнейшие цепи вмиг,
как на цепи я эти сажала своих чертей,
как звала я тебя, как глушила слезами крик,
как без сил подползала к последней своей черте.
Я, забыв про усталость, отправлюсь тебя искать,
чтоб взглянуть в твои темные, цвета греха, глаза.
По клинку ледника я пойду, по огню песка.
Я приду, чтобы просто "ну здравствуй" тебе сказать.
Я хотела б поведать о боли, что есть во мне.
Но я знаю: таким новостям ты не будешь рад.
Я тебя отыщу, чтобы просто сказать "привет" –
и ты снова уйдешь по артериям автострад...
© Луиза Иммервар
И я снова уйду по артериям автострад,
Чтоб полос разделительных белый считать пунктир.
Я оставил тебе персональный, колючий ад,
Затирая пространство и время до чёрных дыр.
Я оставил тебе новый смысл – меня искать.
И под левыми ребрами жгущую пустоту.
И по праву сильнейшего – сжалиться/дробь/распять
Для тебя я придумал несбыточную мечту.
Так иди же за ней не жалея себя (и всех),
разрывая на клочья подошвы усталых стоп.
Может, я и жесток, но возьму на себя твой грех,
Если ты раскидаешь мешающих с горных троп.
Пустота не кончается – слабые вниз летят.
Кто идёт по пути исступленно – бывает груб.
Если душу твою отравляет мой едкий яд –
(не бывает у демонов сладко-ванильных губ,
если нравилось, как прикасались мои клыки,
что клинков ледяных и прозрачных стократ острей)
То, взрывая от боли седеющие виски,
жги канаты и цепи, спуская своих чертей.
Пусть они, вдохновляя тебя на жестокий путь,
на руках пронесут через пламенные пески,
И когда первобытная ярость заполнит грудь –
ты отыщешь меня. Ты коснешься моей руки.
Я скажу тебе: «Здравствуй. Тебе несказанно рад».
Поцелуем огня растоплю ледяную ложь.
Растворюсь незаметно в артериях автострад.
© Олег Панов
МОРСКОЙ ВОЛК
Обнажая трюмы, мертвые корабли,
Как китов скелеты, замерли на мели,
Между переборок – тонны сырой земли,
Не волну, а воздух их рассекают кили.
И глубоки ямы временных их могил,
Навсегда Тритон от них за моря уплыл,
На упавших мачтах – ржавчина, скользкий ил.
Покрывает палубы слой вековечной пыли…
Капитан отчаян – больше не может плыть.
Не горит звездой его путевая нить,
Без воды соленой водорослями гнить,
Будут на душе его очерствевшей раны.
А в глазах – кипит бушующий океан,
Якоря и порты, бухты далеких стран.
А от рома он неделю мертвецки пьян.
Только никому нет дела до капитана.
Экипаж потерян – гордо ушел ко дну,
Наполняют их тела под водой страну.
Капитан не может вспомнить и ту, одну,
Что в порту прибрежном с ним ночевала рядом.
Он один – солёный, вытертый волк морской.
И не может на берегу обрести покой,
Судовой журнал лежит под его рукой,
А в кармане компас, карта с пиратским кладом…
На плечах широких – камнем лежит тоска.
Его сердце морю отдано, до куска.
А у ног в песке видна от кормы доска,
На которой только слово одно – «Надежда».
Козырьком легла на брови его рука,
Но не видит взгляд вечернего маяка.
Видно, вышло время старого моряка.
Без него не будет море таким, как прежде…
А среди ветров, и галсов, да волн седых,
Что, не зная силы, берегу бьют под дых.
Спрятан тайный остров – дело для молодых.
Тот, который капитан называет домом.
Каждый камень в том краю был ему знаком.
А теперь скелет указывает тайком –
Где заносит время крупным морским песком,
Мертвеца сундук, и фляжку с ямайским ромом.
ЛЮБОВЬ ГОЛОВНОГО МОЗГА
Сердце бьется о клетку ребер, звенящих от ритма твоей походки.
Когда ты, пролетая, ласкаешь шпильками пола тугие доски.
Миллионами вольт на синапсах, яростно, плавит мою проводку...
Мой диагноз неутешителен. Это – любовь головного мозга.
Нет у слов значений. Мой разум – в коме, он не понимает сути.
Кто имеет уши – останется глух, если можно любить и верить.
От твоей красоты застилало радужку зеркалом жидким ртути.
Когда мы заплетались в единый узел из нервов, вен и артерий….
А за завтраком, в белом плену рубахи, взятой тобою без спроса.
Ты читала меня, как открытую книгу – с кофе и круассаном.