Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ

Но как же быть с криминальной составляющей Tor? Для многих участников нового движения за право на частную жизнь она не имела значения. На самом деле людям даже нравилась темная сторона Tor. Эта способность увести торговцев детской порнографией от ответственности говорила лишь об эффективности программы, доказывала, что она действительно была мощным оружием против вмешательства в личную жизнь, как утверждал Сноуден. Tor был интернет-версией AK-47, дешевым и надежным инструментом для борьбы с американским государственным надзором.

Характер Tor был столь радикальным и подрывным, что сотрудники проекта постоянно упоминали о насилии и запугивании со стороны правительства США. Они жили в постоянной паранойе; некоторые находились в бегах и искали убежища в других странах. Для них это была не просто работа, а революционная деятельность. Один известный разработчик Tor назвал свою работу актом мужества, подобным борьбе революционных анархистов с фашистским режимом Франко{587}.

Но это было только начало. Вскоре появились другие криптоорганизации, запускавшие шифровальные технологии, чтобы скрыть наши интернет-жизни от любопытных глаз. Open Whisper Systems, возглавляемая дредастым анархистом Мокси Марлинспайком, разработала мощное криптоприложение для отправки текстовых и голосовых сообщений Signal. Группа радикальных анархистов RiseUp предложила зашифрованный сервис электронной почты, а еще одна группа технарей объединилась для создания зашифрованной операционной системы Qubes; считается, что ее не смогло взломать даже АНБ. Были и те, кто организовывал обучающие семинары и спонтанные криптовечеринки, чтобы нести в массы знание о том, как пользоваться эффективными инструментами защиты частной жизни{588}.

Криптокультура добралась даже до музеев и галерей{589}. Музей американского искусства Уитни провел выставку Surveillance Tech-In. Тревор Паглен, американский художник и лауреат нескольких премий, вместе с проектом «Тор» решил установить криптографические анонимные «кубы» в музеях и художественных галереях Нью-Йорка, Лондона и Берлина. «Как бы выглядела инфраструктура интернета, если бы ее бизнес-модель не строилась на массовой слежке? – спросил Паглен в интервью журналу Wired. – Моя задача художника – показать, как выглядит мир в этот момент истории. И вместе с тем помочь увидеть, каким он мог бы быть»{590}.

Вот так, ухватившись за криптографию, арт-мир влился в ряды сопротивления.

Как репортер сан-францисского журнала Pando, посвященного технологической индустрии, я скептически наблюдал за развитием событий. Бунтари, вооружающиеся до зубов и свергающие плохое правительство лишь силой своего ума и сырых криптотехнологий? Что-то во всей этой истории было не так. Слишком просто, слишком наигранно – все это походило на дешевую научную фантастику или приведенную в соответствие с эпохой интернета стародавнюю мечту Национальной стрелковой ассоциации: если всех вооружить мощным (в этом случае – криптографическим) оружием, то с государственной тиранией будет покончено, потому что люди смогут сами защитить себя и нейтрализовать силы правительства. Очередная версия киберлибертарианской утопии, построенной на идее о том, что равенства можно добиться с помощью одних только технологий.

Я знал, что реальность существенно сложнее, как, собственно, и история Tor.

Вниз по кроличьей норе

Шел 2014 год. Теплым солнечным ноябрьским утром я проснулся, сварил чашку кофе и сел за стол, наблюдая, как парочка серферов спускается к Венис-Бич. Я только что вернулся из Украины, где месяц готовил репортажи о вялотекущей гражданской войне и жестком экономическом кризисе, раздирающих страну на части. Я страдал от джетлага и усталости. В голове все еще всплывали жуткие картины войны и разрушения на родине моих предков. Мне очень хотелось отдохнуть и насладиться покоем. И тут я решил проверить почту.

В интернете разверзся сущий ад.

Всю ночь, пока я спал, на меня сыпались всевозможные угрозы и нападки. К утру их тон достиг предельно злобного, зверского характера. Слышались призывы меня убить: сжечь, задушить, вскрыть мне горло бритвой. Люди, которых я в жизни не встречал, называли меня насильником, намекали, что я получал удовольствие, избивая женщин и принуждая их к сексу. Меня обвиняли в гомофобии. Анонимы отправляли моему редактору липовые жалобы. Звучали обвинения в том, что я агент ЦРУ, и утверждения, что я работаю на британскую разведку. То, что я родился в Советском Союзе, еще больше усугубляло ситуацию. Конечно же, меня называли шпионом ФСБ, наследницы советского КГБ. Мне сообщали, что мое имя добавлено в список «заказанных» лиц – на сайт в даркнете, куда можно вписывать тех, кого вы желаете убить{591}. Блуждающее око интернет-машины ненависти вдруг сфокусировалось на мне.