– В сердце берег, – я не услышала, а ясно увидела усмешку красивого рта. Ну, нашел где-то Князев мой номер – и слава богу, а иначе что бы я с этим его кошельком делала?
И, словно оправдываясь, я принялась рассказывать Князеву, как с самого утра, желая вернуть найденные деньги, искала его телефон. Откуда это у меня? Я никогда ничего не прикарманиваю, а доказывала свою честность как завзятая воровка. Договорились, что в четверг вечером Князев заедет ко мне и заберет свои кредитки и ассигнации.
Следующий звонок был от Чумы:
– Мы с Людкой к тебе в четверг подвалим, поздравим. Или как?
Забыла совсем: послезавтра мой День рождения. Надо будет после работы заскочить в магазин купить тортик, приготовиться к празднику. А может, это и не праздник уже в моем возрасте?
– Конечно, приезжайте. Кстати, и Князев приедет.
– Нашла! – восхитилась Танька.
– Сам нашелся. Минуту назад.
– А ты сразу его на День рождения! Тогда мы с Людкой в другой раз, чтобы вам не мешать.
– С ума сошла! Он на минуту заскочит, портмоне своё заберет. Так что давайте, подъезжайте. Я дома с семи.
Подъезжать Таньке одну остановку, Людочке пешком пять минут. Но видимся мы нечасто. Всё время у них какие-то дела, у меня – случаи.
Татьяна Чумакова и Людмила Калужина мои школьные подруги, и послешкольные, и вообще – подруги на все времена. Нашей дружбе удивлялись все. Чума и Людочка – это два полюса, а я где-то посередине. Меня в классе называли воробьем, потому что фамилия моя была Воробьева, но мне сейчас думается, что называли так и потому, что я серая и неприметная, как эта птичка, не гадкий утёнок, конечно, но и не прекрасный лебедь. Вот Калужину все, кроме Чумы, называли исключительно Людочкой, про неё ещё в начальной школе наша Галина Васильевна говорила: «Людочка – девочка с исключительно правильным отношением к учебе». У Людочки и черты лица правильные, и слова правильные, и дела – словом, исключительно правильная девочка. А Танька Чума с её отвязанностью, полным равнодушием к оценкам и умением знакомиться с мальчиками из старших классов почему-то сдружилась именно с нами.
И вот в четверг мы сидели за моим кухонным столом, уставленным низкокалорийными салатиками, и обсуждали нашу любимую женскую тему: «Ну почему они все козлы?!».
– А я считаю, что пора заканчивать людей смешить, – назидательно говорила Людочка, – надо не о мужиках думать, а детей на ноги ставить.
– Ты на всех свои комплексы не распространяй, – буркнула Чума.
– Это, девочки, не комплексы, а реальный взгляд на жизнь. Надо прекращать иллюзиями жить. Сходили замуж, и хватит.
Людочка была умнее многих, знала это и постоянно напоминала, чтобы окружающие не забывали.
– Люд, я тебе своих мужиков не навязываю, но и ты мне не указывай, что хорошо, что плохо. Мне сорок скоро, я как-нибудь сама разберусь, – усмехнулась Чума.
– Я не указываю, просто надоело смотреть, как ты на одни и те же грабли с маниакальным упорством наступаешь.
– А ты не смотри, раз противно. Или самой хочется, да страшно. Один послал, вдруг и остальные не заценят.
– Девчат, прекращайте, а то черт знает до чего договоримся, – не выдержала я, – давайте лучше за детей выпьем.
От Людочки три года назад ушел муж Игорь. Игорь был никудышным зятем, а следовательно, мужем и отцом он был тоже никудышным. Так решила тётя Нина, Людочкина мать, а она являлась главным авторитетом для нашей подруги. Прожив десять бесполезных для семьи лет, Игорь, вместо того, чтобы уважать семейные ценности, боготворить тёщу и радоваться её советам, ушел к потаскухе. У его новой избранницы, вероятно, было и другое имя, но оно не упоминалось. Людочка долго не понимала, что произошло: уйти от мужа-недоумка могла лишь она, умница-красавица, в течение десяти лет терпевшая его ограниченность и бестолковость. Он права на уход не имел. Мы с Чумой успокаивали Людочку как умели. Я убеждала в том, что куда он на фиг денется – прибежит как миленький; Чума утешала тем, что мало ли Педров в Бразилии, оглянись вокруг – всех не перетрахаешь. Надо сказать, Людочка достаточно быстро пришла в себя, перестала страдать, твердо объявив, что впредь ни с кем нигде и никогда, любви нет, а задача женщины – воспитание детей. Так живет её мама, тётя Нина, так следует жить всем достойным женщинам. Ну, это Людочкины тараканы, меня они не угнетали, а вот Чума, когда Людочка принималась морализировать, аж подпрыгивала от возмущения: «Девки у неё проститутками-двоечницами растут, у самой на плечах не голова, а жопа тёти Нины, но всё туда же – все в говне, она во фраке!».
Только были подняты бокалы за детей, как раздался уверенный звонок в дверь.
– А вот и Князев, – я поднялась открывать.
Князев (ох, и красивый же мужик) был с пакетами и цветами, как знал (а, может, и знал), что пришел к новорождённой.
– Михаил, дай полюбоваться на тебя, – не шла, плыла по узкому коридорчику Танька. Бедра в тугих джинсах плавно покачиваются, грудь отдельный танец исполняет, рот полуоткрыт в улыбке. – Ну, целуй красивую женщину в красивую щёку.