Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9

Пока Флеминг наливал коктейли своим соседям и друзьям, Алиса Маршалл отвела Амалию в сторону и сказала ей, что сэр Александр очень скучал без нее. «Во время вашего пребывания здесь он стал совсем другим человеком». Потом вдруг добавила: «Это как раз то, в чем он нуждается; в доме нужна молодая женщина». Гостью удивили и взволновали эти слова. «Но он же старый, ему семьдесят лет», — прошептала она. Миссис Маршалл с жаром принялась утверждать, что жизненные силы не зависят от возраста и что сэр Александр еще молод. Амалия пришла в полное замешательство и внезапно поняла все то, что она сама и Флеминг по свойственной им обоим застенчивости вот уже год отодвигали в область невысказанных слов.

На следующий день Флеминг повез Амалию на аукцион в очаровательную деревню Тюдор де Лавенхем, подарил ей красивую старинную вазу и пригласил ее в старую таверну. Во время обеда он спросил о ее семейных делах. Она поделилась с ним своими разочарованиями. Пятнадцать лет назад они с мужем расстались, несмотря на искреннюю привязанность, которую они сохраняли друг к другу, а сейчас произошел окончательный разрыв. Позже, за чаем, Флеминг читал газету и не проронил ни слова. Амалия решила, что она ему наскучила рассказами о своих личных неприятностях, а у Алисы Маршалл романтическое воображение, как, впрочем, и у нее самой. На обратном пути в Бартон-Миллс Флеминг сделал крюк, чтобы показать своей гостье прелестные дома, крытые соломой. По дороге он говорил о какой-то книге, в которой боги стали жить и вести себя, как люди. «Даже у статуи человеческие чувства», — сказал он. Амалия заставила себя не вдумываться в загадочные намеки Флеминга и через неделю уехала в Лондон.

Флеминг тоже вернулся туда 3 сентября. Семнадцатого сентября доктор Вурека должна была сделать сообщение в Манчестерском микробиологическом обществе. Флеминг ехал туда машиной и предложил Амалии присоединиться к нему. Перед этим он пригласил ее к себе поужинать вместе с его сыном Робертом и племянником. Он только что получил гороскоп, составленный в Голливуде, который прислала ему Марлен Дитрих (он с нею несколько раз встречался, она была его горячей поклонницей). Флеминг, естественно, не относился к подобным вещам серьезно, но, открыв брошюрку на какой-то странице, попросил свою гостью прочесть, что там сказано. Амалия успела только просмотреть первые строчки, когда объявили, что ужин подан. Она отложила гороскоп, и Флеминг никогда больше о нем не заговаривал.

Много позже, после смерти Флеминга, мысленно без конца возвращаясь к прошлому, Амалия вспомнила об этом эпизоде, и ей захотелось узнать, что именно он дал ей прочесть. Она нашла эту страницу. Вот что говорилось в гороскопе: «Ваши чувства порождены потребностью в душевном спокойствии, потребностью семейного очага, и поэтому ваша любовь верна и надежна. В этой области у вас повышенная чувствительность, потому что то, к чему вы стремитесь, имеет для вас огромное значение; вы склонны скрывать эту сторону вашей натуры в ожидании, когда найдете объект, достойный вашей любви»… Бесспорно, Флеминг и надеялся дать это понять Амалии, но ему помешала пустая случайность: ужин был подан, и Амалия не успела прочесть то, что он ей показал.

По дороге в Манчестер Флеминг спросил ее, не собирается ли она вторично выйти замуж. Она ответила (как она теперь говорит, «глупо»), что она замужем.

Он стал еще молчаливее обычного. В Манчестере, пока Флеминг был занят в каком-то комитете, один из докторов шутливо спросил Амалию: «А кто же ваш бог сегодня вечером?» В это время в комнату вошел Флеминг, и Амалия ответила: «Вот и бог своей собственной персоной». Когда они вернулись в Лондон, Флеминг пригласил ее пообедать в ресторане под Виндзором, а потом пошел с нею в зоологический сад и сфотографировал ее перед клеткой со львом. Он поставил эту карточку в своей спальне и назвал ее: «Она и лев».

На вернисаже Академии художеств Амалия восхищалась портретом Флеминга, написанным художником Джоном Уитли. Он ничего ей не сказал, но написал Уитли:

На последней выставке Академии висел написанный вами небольшой мой портрет. У вас ли он еще? Не продадите ли вы его, и если продадите, то сколько он стоит? Он мне понравился, но я не влюблен в себя, просто человеку, который мне дорог, он тоже понравился, и если картина не очень дорогая, я бы ее приобрел для этого человека.

Позже он послал этот портрет в Афины в виде прощального подарка.

Отъезд Амалии в Грецию был назначен на 15 декабря, накануне Флеминг пригласил ее поужинать. В этот день он дал ей свою фотографию, надписав на ней: «Амалии Вурека, верному и очень любимому коллеге. Вас всем нам будет чрезвычайно недоставать». Он принес ей еще снимок занесенной снегом лаборатории в Бартон-Миллс и сказал: «Я хочу, чтобы вы это увезли с собой; не забывайте маленькой лаборатории». На снимке он написал: «Маленькая лаборатория, которую вы любили и которая вас любила, так как вы единственное существо, которое содержало ее в чистоте».