Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2008 №2

Прокоп не верил своим глазам; судя по этим документам, Томеш был или крупный контрабандист, или агент по продаже персидских ковров, или спекулянт валютой, а скорее всего — и то, и другое, и третье; помимо того, он перепродавал автомобили, экспортные сертификаты, канцелярскую мебель да, вероятно, все на свете. В одном письме шла речь о каких-то двух миллионах, в то время как другое, грязное, нацарапанное карандашом, грозило судом за то, что Томеш выманил у его автора фамильную драгоценность ("старинный Ring^[23] мово деда"). Короче, все вместе обнажало длинную цепь мошенничеств, растрат, подделки экспортных документов и касалось прочих параграфов уголовного кодекса, насколько мог судить Прокоп; просто удивительно, как это все до сих пор не выплыло наружу. Какой-то адвокат лаконично доводил до сведения, что такая-то фирма подала на пана Томеша в суд за растрату сорока тысяч крон; пану Томешу, в его собственных интересах, надлежит явиться в контору и т. д. Прокоп ужаснулся: когда все, наконец, лопнет — куда могут долететь брызги, этой невыразимой грязи? Он вспомнил и тихий дом в Тынице и ту, что стояла однажды здесь, в отчаянной решимости спасти этого человека. И он собрал всю деловую переписку фирмы "Томеш" и бросился к печке — жечь. Печка была набита обугленными бумажками; видимо, перед отъездом сам Томеш тем же способом разрешал свои проблемы.

Ну, хорошо, это были деловые бумаги; осталось еще несколько сугубо личных писем, одни написанные изящным почерком, другие — жалкими каракулями. И снова стоит над ними Прокоп, не смея решиться. Но что еще, во имя всех чертей, могу я сделать? И вот, сгорая от стыда, он торопливо принялся вскрывать оставшиеся конверты. Здесь — несколько липких интимностей — "котик… помню… новое свидание…" — и так далее. Некая Анна Хвалова с трогательными орфографическими ошибками сообщает, что Еничек помер "от сыпи". А вот кто-то предупреждает, что знает "такое, чем могла бы заинтересоваться полиция", но готов пойти на переговоры, так как пану Томешу, конечно, известна цена подобной деликатности; тут же — намек на "тот самый дом по Бржет, ул., пан Томеш сам знает, кого там спросить, чтобы все осталось шито-крыто".

И снова о какой-то деловой операции, о проданных векселях; письмо подписано: "Твоя Ружа". Та же Ружа сообщает, что ее муж уехал. Тот же почерк, что и в первом письме, на этот раз — послание с курорта; сплошь коровьи сантименты, разнузданная эротика немолодой дебелой блондинки, подслащенная бесконечными ахами, упреками, изъявлениями чувств, и ко всему этому — "котик", "сумасшедший дикарь" и прочие мерзости; Прокопу стало тошно. Письмо по-немецки, инициал "G", продажа валюты — "продай те бумаги, erwarte Dich, P. S. Achtung, К. aus Hamburg eingetroffeu^[24]". To же самое "G" под торопливым, оскорбленным посланием, леденящее обращение на вы: "Верните те десять тысяч, sonst wird К. dabinterkommen^[25]"… гм!

Прокопу до смерти противно проникать в пахучую полутьму всех этих постельных делишек, но теперь уже поздно останавливаться. Наконец — четыре письма, подписанные инициалами "М": письма слезливые, лихорадочные, мучительные, дышащие тяжкой, страстной историей какой-то слепой, душной, рабьей любви. Были тут отчаянные мольбы, пресмыкание в прахе, безумные обвинения, ужасающее навязывание и еще более страшное самобичевание; упоминание о детях, о муже, просьба взять у нее еще взаймы, неясные намеки и слишком очевидное унижение женщины, измученной любовью. Так вот она какая, ее сестра! У Прокопа было ощущение, словно он видит насмешливые жестокие губы, колючий взгляд, барски надменное, самоуверенное и самовлюбленное лицо Томеша; он готов был ударить по нему кулаком. Но что толку — эта обнаженная, скорбная любовь женщины не сказала ему ни слова о той… другой, для которой у него до сих пор нет имени и искать которую положила ему судьба.

Стало быть, остается только найти Томеша.

XVI

Найти Томеша — о, словно это так просто! Прокоп еще раз произвел генеральный обыск во всей квартире; он перерыл все шкафы и ящики, не обнаружив, кроме старых запыленных счетов, любовных писем, фотографий и прочего холостяцкого хлама, ничего, что могло бы пролить хоть малейший свет на загадку исчезновения Томеша. Впрочем, конечно у кого рыльце в пуху, тот постарается скрыться подальше!

Прокоп еще раз допросил привратницу; узнал, правда, кучу сомнительных историй, но ни одна не наводила на след. Он обратился к домовладельцу с вопросом — откуда именно прислал Томеш те деньги. Пришлось выслушать целую проповедь желчного и довольно неприятного старичишки, страдавшего всеми возможными катарами и сетовавшего на испорченность нынешних молодых людей.

Ценой нечеловеческого терпения Прокоп выудил наконец лишь одно: упомянутые деньги были переведены не самим Томешом, а каким-то банкиром на счет Дрезденского банка "auf Befehl des Herrn Tomes^[26]".