И опять началась бурная деятельность. Путник колдовал у костра. Мелкая рыба отправилась в кипящую воду, и из сидора появился на свет второй котелок и кусок марли. Через пару минут первая засыпка рыбы была выловлена из бульона и отправлена в приготовленную тарелку. Ей на замену последовала рыба немного покрупнее, а также плавники, головы и хвосты той рыбы, что была приготовлена на третью засыпку. Второй котелок уже был покрыт марлей и ждал, пока приготовится бульон. Много времени это не заняло. Через несколько минут булькающий сосуд с варевом был снят с костра и жидкость процежена в свежую ёмкость, а разварившаяся рыба снята с марли и отправлена к первой партии. Затем начались чудеса. С нежным шуршанием в котелок переместилась картошка, порезанная аккуратными кубиками. Через непродолжительное время туда же отправились специи, лук и куски крупной рыбы. Над Ладогой разлился нежнейший аромат настоящей, рыбацкой, тройной ухи. В довершение ко всему, перед самым снятием с огня, в блюдо упало небольшое количество икры плотвы, пара стопок водки и в котелке была погашена небольшая головня. На это действо два живота ответили радостным, даже не урчанием, а рыком.
– Ну вот, вроде и готово! – сказал Путник, снимая варево с костра. – Садись, будем пробовать.
– А чего там пробовать? – засмеялся Александр. – Лопать надо. У меня уже слюней, больше чем ухи в котелке.
Вот почему уху никогда не получается налить в миску медленно и степенно? Каждый раз поварёшка аж дрожит от нетерпения. Так и в этот раз, миски мгновенно наполнились вкуснейшим блюдом, и ложки радостно зачерпнули обжигающее яство. Но не тут-то было. Отправить в рот раскалённый деликатес не так-то просто. От нетерпения первая ложка, поднесённая ко рту, дрожит, и остывать не торопится. Несколько секунд дутья ничего не дают, терпение заканчивается, и лакомство отправляется в рот. Обожжённый язык протестует против такого обращения, но поняв, ЧТО на него упало, радостно затыкается и начинается трапеза. После нескольких ложек, следует блаженный вздох, и взгляд падает на открытую бутылку водки, из которой в уху добавлялась пара стопок. Не сговариваясь, мужчины достают кружки и разливают прозрачную жидкость, молча чокаются и, выпив залпом, закусывают очередной ложкой ухи.
– Ух!
– И не говори.
Трапеза продолжается, уже более степенно, но молча. Только позвякивание ложек и ещё одно бульканье в кружки нарушает тишину. Наконец миски пустеют, и мужчины блаженно вытирают рот ладонью. Саша откидывается на траву и лёжа начинает разговор.
– Кто-то обещал поведать интересную историю?!
– Ну, теперь можно!
Путник садится поудобнее на бугорок и, расстегнув ворот рубашки, начинает свой рассказ.
Часть 2. Обретённое счастье
Я родился и вырос в Питере. Учился в обычной советской школе, был октябрёнком, пионером и комсомольцем. Нам постоянно вдалбливали, что общество намного важнее, чем любой конкретный индивидуум. Что незаменимых нет, и что человек – это только винтик в механизме общества.
Меня отправили учиться в школу с шести лет, семь исполнилось уже поздней осенью. По этой причине я был самый младший в классе и практически самый слабый. Видимо это и послужило началом моего одиночества. Все десять школьных лет я почти ни с кем не дружил и постоянно дрался. Отца у меня не было, а маме рассказывать свои горести было как-то неудобно. Так и сформировался характер одинокого волка. Нет, мне очень хотелось найти родственную душу и друга, мечтал о любви, желал заботиться о ком-нибудь, но, увы… После школы я подружился-таки с одним из одноклассников, и мы весело проводили время, кутили, гуляли с девушками, ездили вместе на рыбалку. Мы были «неразлейвода». Так продолжалось пять лет, пока мой друг не женился. На его свадьбе я был свидетелем и тамадой, и праздник удался на славу. Все пили, веселились, иногда воровали невесту, и даже драка была, как и положено на таком мероприятии. Я радовался за друга, но уже через пару месяцев стало понятно, что ему семья намного важнее.