Интерпретаторы

И Кола набросился на работу, как полоумный, а Лазарь сидел перед ним недвижный, величественный, лучший натурщик в жизни. Что-то его тревожило. Он оглядывал мастерскую, и в глазах его был вопрос, но Кола предпочитал ни о чем не спрашивать, пока тот не претворится в точно очерченный, но ускользающий образ. Лазарь сидел послушный, застывший, а Кола безумствовал, словно мир требовал тотчас исполнить данную клятву.

Прошло два часа, и он стал остывать. Лазарь слегка шевельнулся:

— Где Ной?

— Наверно, бродит по колледжу. Когда он голоден, то приходит сюда и слуга его кормит.

Лазарь, казалось, собрался с мыслями:

— Я думал — по крайней мере, преемник. Мне нужен был человек со стороны. Апостолы — люди, они ревнуют друг к другу. Я искал молодого, отчаянного, с огнем внутри.

— Как другие апостолы?

— Да, — согласился Лазарь. — Как другие. Когда обращаешь кого-то в свою веру, нужно, чтобы было кого обращать. Из простого смирного человека выходит хороший прихожанин, но ненадежный христианин, полный огня и веры. Чем больше зла совершил человек, тем больше силы я нахожу в нем. В этом я знаю толк. Я изучил все на себе путем откровений и мук. Церковь — мое призвание, но я самоучка. Вы знаете, я читаю Библию по-гречески? По-гречески. Однажды я нашел старую греческую Библию и решил выучить греческий, потому что думал, что это то же, что древнееврейский. Оказалось, что я ошибся, но зато я выучил греческий.

— Мало кто может таким похвастать.

— Но самое главное то, что я знаю арифметику веры. Убийца — твой будущий мученик, он охотней других становится мучеником. Дуракам этого не понять.

— Расскажите мне, как вы обратили Ноя? — Кола задал вопрос, не думая, и реакция альбиноса мгновенно отвлекла его от мыслей о «Пантеоне».

— Обратил! Я никого не обращал! Когда вы боретесь с человеком и побеждаете — только тогда речь идет об обращении. Вы когда-нибудь слышали, что можно за неделю изменить сущность настоящего вора? Я бился над ним лишь потому, что близилось время дождей и надо было молиться о возрождении. Ной был нам необходим. Мои самые верные ученики — уголовники, отверженные обществом. Один из апостолов — фальшивомонетчик, отбывший в тюрьме пять лет. Другой — единственный член банды, спасшийся от ареста после ограбления банка. Как ни спешил я, но отойти от правила все же не мог. Мне был нужен грешник.

— А убийцы есть? — спросил Кола.

— Один. Он зарезал жену в деревне Угелли. — Взяв себя в руки, после минутного молчания Лазарь сказал: — Я обязан проследить, чтобы Ной снова не стал подонком.

— Вы что-то собираетесь сделать?

— Ничего определенного. Он волен вести себя, как захочет, только не в Лагосе. — Снова страсть закипела в нем. — Я не могу допустить, чтобы он был в Лагосе. Нельзя, чтобы прихожане видели, как он слоняется по базару и лазает по карманам. — Лазарь резко поднялся. — Так вы не знаете, где он? Он, стало быть, шляется где попало?

— Прошу вас, сидите. Он не может быть далеко,

— Пойдемте найдем его.

— Через несколько минут.

— Мы вернемся сюда, мистер Кола, не следует так спешить с работой. Кроме того, с самого прихода я подчинялся вашим законам и был неподвижен.

— С Ноем ничего не случится. Он где-нибудь развлекается.

— Вам не хватает терпения. Даже творец обладает терпением.

— Неужели? Если мы говорим об одном и том же, то разве он не создал весь мир за неделю?

— Прошу вас, давайте разыщем его. Я чувствую себя в опасности, когда думаю о его пути.

— Ладно, если вам нужен перерыв...

— Нет, мистер Кола, дело не в отдыхе. Если кто-то сейчас встретит Ноя и скажет ему: «Украдем курицу», — он пойдет за первым встречным.

— Отчего это вас заботит? Если он сядет в тюрьму, вы же будете спать спокойней.

Эгбо, отвозивший Сими назад к Банделе, увидел Ноя под манговым деревом и остановил машину. Он стоял в кучке бездельников, старавшихся сбить палками единственный плод, висевший в густо-зеленой листве. Эгбо окликнул его, но тот не отозвался, и Эгбо усомнился, Ной ли это. На лице его не было следа недавних переживаний. Должно же было на нем остаться хоть что-то от страшной сцены пожара и безоглядного бегства! Ничего от замученной благодарности, с какой он входил в лифт, ничего от жалобной готовности позировать Коле, ничего от съежившегося беззвучия, с которым он забился в угол машины, когда Эгбо вез его в Лагос, откуда Кола с добычей направился в Ибадан.

— Кто это? — спросила Сими.

— Минутку. — И он зашагал по гниющим плодам, поднимая тучи навозных мух. Он похлопал Ноя по плечу, и тот посмотрел на него ничего не выражающим взглядом. Эгбо вгляделся в него и вновь понял, что воспоминание о пожаре начисто смыто или, может, этого воспоминания никогда не было. Ной очищался от каждой минуты прошлого и знал лишь то, что хочет сбить с ветки манго.

— А ты феномен, — сказал Эгбо.

— Сэр?

— Поехали!