Интервенция

– Знаете, я точно вам не могу сказать, что было. Дело в том, что на ночь мы запирались в своих помещениях. Боялись бандитов. А еще больше мы боялись того, что происходило в Эрмитаже. А потом и днем стали выходить в залы с опаской.

А происходили в музее и в самом деле веселые события. По ночам в залах слышались стук, шум и лязг. Иногда – дикие, душераздирающие крики. По утрам на улице, возле выходов, находили трупы. Одни были убиты холодным оружием, другие – чем-то твердым и тяжелым. Были и умерщвленные совсем жутким образом. Так, у одного мертвеца полностью отсутствовала кровь. Вообще.

– Рыцари постоянно обнаруживались в разных местах зала, в разных сочетаниях. А что касается тех жутких случаев, мы подумали на Васю…

– Кого, простите?

– Ах да. Так эрмитажники между собой называют мумию, которая находится в египетском отделе [28]. Это мумия египетского жреца. Что наводит на размышления. Вы знаете, у египтян была очень своеобразная и загадочная религия. Их жрецы всерьез занимались магией, отнюдь не безобидной. В ваших фильмах вроде «Мумии» не все – фантазия авторов. Недаром ведь оккультисты всех времен пытались проникнуть в секреты египетских жрецов…

Продолжалось это, впрочем, недолго. В Петербурге слухи распространяются очень быстро. Довольно скоро народ сообразил, что соваться в Эрмитаж – себе дороже. Теперь дворец предпочитали обходить стороной. Мало того, академик Орбели помог и другим музеям. К примеру, в Русский музей хоть и лазили – но как-то с опаской. Потом двое воров прямо в зале поссорились при дележе награбленного и схватились за ножи. Один отдал концы прямо на месте, второй, получив тяжелую рану, выполз во двор и там испустил дух. Еще одного несуна по выходе из музея, на Садовой, забила до смерти какая-то шпана, решившая заняться, так сказать, экспроприацией экспроприаторов. Все это были совершенно тривиальные дела, не выходившие за рамки обыкновенной уголовщины, но в связи с жуткими событиями в Эрмитаже они произвели впечатление. В городе поселилось стойкое убеждение, что в музеи соваться опасно. Еще одно убеждение заключалось в том, что похищенные из музея вещи несут с собой проклятие. Поэтому перекупщики антиквариата при малейшем подозрении, что вещь украдена из музея, отказывались ее брать.

– А вот про это я слыхала, – вдруг подала голос Васька. – Ходили слухи, что два катера из-за этого в Финском заливе потонули. Не знаю, правда это или нет, но перекупщики в это верят.

* * *

В общем, в музеи теперь лазили редко. Благо имелось и кроме музея много чего, что можно было пограбить.

– А профессор Орбели больше не появлялся? – спросил Джекоб.

– Появлялся. Один раз, уже когда ваши войска прибыли. Его видела моя коллега. Он сказал: «Помните и передайте всем: Эрмитаж не продается!» Это его знаменитая фраза…

По словам Анны Сергеевны, впервые эти слова сказаны были при следующих обстоятельствах. В пятидесятых годах эрмитажные работники решили заняться реставрацией трона, на котором сидит Восковая Персона. Занялись – и обнаружили, что ремонтировать-то уже поздно. Дело в том, что трон несколько раз уже подновляли. Но как-то без ума, непрофессионально. В общем, вещь находилась в стадии полураспада. Что называется, выкрасить и выбросить. Так решили и поступить. То есть не красить, а просто сразу выбросить. А взамен сделать новый. На том и порешили. Все бы ничего, но об этом прознал какой-то американский миллионер, большой любитель антикварных сувениров. Он предложил Эрмитажу два миллиона долларов за старый трон, который был, по сути, кучей хлама. А тогдашние два миллиона – это не нынешние. Это раз в пять больше, нежели теперь. Казалось бы, что тут такого? Музей получает круглую сумму за обломки, которые все равно пойдут на помойку. Чем не выгодная сделка? Однако горячий армянин Орбели был на этот счет иного мнения. Он об этом не захотел даже разговаривать. «Эрмитаж не продается!» – рявкнул он так, что стекла зазвенели.

Анна Сергеевна вздохнула:

– Я не знаю, к чему это он снова появлялся. Ваши начальники, я надеюсь, не собираются продавать эрмитажные коллекции?

– Да что вы! Мы тут только для того, чтобы вам помочь все это сохранить. А вы выберете свою новую власть.

– Дай-то бог…

Музейная работница снова вздохнула. Видимо, она не питала радужных надежд по поводу новой местной власти. Что, как уже успел убедиться Джекоб, было повсеместным явлением. Об американцах петербуржцы отзывались с иронией, но в общем нейтрально. Принимали как данность. А вот о назначенцах из местных говорили исключительно матом. Хотя те еще ничем себя не проявили. Но жители были убеждены, что эти господа украдут все, до чего смогут дотянуться, и провалят все, за что возьмутся. Видимо, знали по опыту.