Интервенция

— Господа, но без музыкального сопровождения, как-то…

— Я об этом позаботился. Старший инженер-механик Зверев любит исполнять романсы под гитару. Так что…, - Константин Александрович поднялся из-за стола, сходил в угол кабинета и вернулся назад с гитарой. — Насколько мне известно, Вы, на этом инструменте музицируете. Начните с «Варяга».

Дальше отказываться становилось неудобным, поэтому взяв гитару и чуть подправив её под себя, как и просили, начал с песни о подвиге русского крейсера. Вскоре ко мне присоединились Панфёров и Селезнёв. Получилось, может быть, и не так музыкально, но зато очень душевно, даже наших германских друзей пробрало.

— Превосходно, — произнёс командир «Нимфе» и захлопал в ладоши, к нему присоединился фон Шварценберг.

— Кстати, господин фрегаттен-капитан, Константин Александрович и Семён Владимирович были участниками той битвы, — произнёс я, переводя стрелки.

Этот манёвр, пока Панфёров и Селезнёв рассказывали о морском бое на рейде Мозампо, оттянул исполнение песни на десять минут, и за это время, я на скорую руку изменил пару строк, приводя песню к современной обстановке.

По окончании рассказа все дружно выпили за «Варяг» и его подвиг. Тут принесли горячее, и все быстренько приступили к его уничтожению. Всё-таки под лёгкую закуску выпито было прилично.

— Тимофей Васильевич, первый голод утолили и теперь ждём песню, которую вы обещали Константину Александровичу, — улыбаясь, произнёс Вогак, щёки которого от коньяка и горячей пищи разрумянились.

Понимая, что дальше отвертеться не удастся, я взял первые аккорды, а потом запел:

Прощайте, Артурские горы!

На подвиг Отчизна зовет.

Мы вышли в открытое море,

В суровый и дальний поход.

А волны и стонут, и плачут,

И плещут на борт корабля…

Растаял вдали полуостров Тигровый,

Теперь это наша земля.

Я пел, а перед глазами вставали картинки недавнего боя, лицо деда, кадры из военно-морской хроники про Великую Отечественную войну. Возникло чувство какого-то единения тех и сегодняшних событий. Всё течёт меняется, а мужество и бесстрашие русских моряков остаётся неизменным.

Корабль мой упрямо качает

Крутая морская волна,

Поднимет и снова бросает

В кипящую бездну она.

Обратно вернусь я не скоро,

Но хватит для битвы огня

Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,

как море мертво без меня.

«Извините авторы этой песни, не помню кто вы, но сейчас она нужна в этом мире. Пусть она станет гимном Тихоокеанской эскадры. Им ещё тащить и тащить на себе все тяготы этой войны», — промелькнуло в мыслях.

Нелегкой походкой матросской

Иду я навстречу врагам,

А после с победой геройской

К скалистым вернусь берегам.

Хоть волны и стонут, и плачут,

И плещут на борт корабля,

Но встретит героев — артурцев с поклоном

Российская наша земля!

Я закончил песню, и в кабинете наступила тишина.

— Дал же Бог вам талант, Тимофей Васильевич, — растроганно произнёс Вогак, смахнув слезы, появившиеся в уголках глаз.

— Я знаю, друзья, что не жить мне без моря, как море мертво без меня. Будто бы про меня, — произнёс Панфёров, часто моргая заблестевшими глазами.

— Вы уже считаете Порт-Артур своей землёй, — вопрос Клейста вернул меня на грешную землю.

Я посмотрел в трезвые глаза фрегаттен-капитана и задумался, что же ответить, но тут мичман Селезнёв с каким-то юношеским максимализмом и задором произнёс:

— Как сказал император Николай I: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен!». Эта фраза выбита на памятнике адмиралу Невельскому во Владивостоке.

Барон вежливо улыбнулся, а я бросил быстрый взгляд на Вогака. Тот на мгновение закрыл глаза, как бы призывая к спокойствию.

Слава Богу, в этот момент за стеной кабинета шум общего зала ресторана значительно усилился и перерос в гвалт.

— Что-то случилось?! — несколько обеспокоенно произнёс барон Клейст.

— Насколько я услышал и смог разобрать — в Бомбее потоплены английские корабли, — Вогак прислушался, но ор стоял такой, что разобрать отдельные слова не получалось. — Тимофей Васильевич, вы же говорите по-китайски, не узнаете, что же произошло?!

Я, утвердительно кивнув, вышел из кабинета и вскоре вернулся назад со срочным вечерним выпуском местной газеты. Оказывается, продавец газет как-то просочился в зал ресторана, надеясь на более состоятельную публику, и начал громко рекламировать последнюю газетную новость, а она была, действительно, сногсшибательной, поэтому и реакция посетителей была столь бурной.