Интервью

Я не знаток военных игр стада, но думаю, что база принадлежала какому-то весьма особому подразделению с очень особыми полномочиями. Дерек был хозяином жизни и смерти своих людей, а я казался себе той самой осью, вокруг которой всё тут и вращалось… Впрочем, иногда мне мерещился далёкий, еле заметный след запаха моих сородичей — возможно, я был не первым вампиром Дерека.

Ничего более определённого мне так и не удалось узнать.

Солдаты реагировали на меня по-разному, потому что обо мне известили не всех. Те, кто знал, что я вампир — проект «Ночная Тень» собственной персоной — боялись. Старались не шарахаться, но боялись до судорог: думаю, им рассказали о моих возможностях подробно. Те, кого не посвятили, хотя я ходил в камуфляжной куртке с бейджиком «Ночная Тень», реагировали, как правильная добыча — лезли с разговорами, стоило улыбнуться, а вывихнутых в смысле случки тут было куда больше, чем в городе. Я мог бы убивать десятками; меня останавливала только осторожность — за мной наблюдали.

Сейчас мне кажется, что неосведомлённые солдаты, по замыслу Дерека, исполняли роль приманки — на них он проверял мою лояльность. Я интуитивно чувствовал подвох; я был очень лоялен, а поймать меня на лжи ещё не удавалось ни одному человеку.

Я прожил на базе две недели — довольно насыщенное время. Дерек выполнил обещание — меня учили быть солдатом. Инструкторы, не глядя на меня, выдавали вороха полезной информации в темпе пулемётной очереди; меня учили водить вертолёт, пользоваться для засад вентиляционными шахтами и канализационными люками, взламывать замки и компьютерные пароли… Это было очень весело — они учили меня быть супервампиром, охотником в каменных джунглях на полубожественном уровне, а я слушал, проникался и восхищался ситуацией. Впервые в моей жизни еда сама объясняла мне, как её лучше готовить! И радовалась — радовалась, представляешь? — тому, как быстро я всё это схватываю!

Они учили меня стрелять, ха! Оказалось вполне забавно; инструктор по стрельбе причитал, что я — гений, что у меня вообще нет нервов, зато удивительный глазомер. Этот убогий на голову был готов облизать смазку со своей снайперской винтовки от большой любви — я ему очень нравился, поскольку нашел с его любимой игрушкой общий язык. Он не знал, что я не человек. Он даже порывался показать мне огнемёт — но этот предмет я не смог взять в руки. Меня передёргивало от одного запаха горючки: сразу вспоминалась дикая боль, слепота, беспомощность… Я-то знал, что нервы у меня есть… хотя и не торопился посвящать людей в курс дела.

Через пару дней я напомнил Дереку, что он обещал еды — и он лично проводил меня в какой-то тщательно охраняемый бункер. В четырёх метрах ниже поверхности земли, в маленьких камерах тут держали людей — каких-то бесноватых в форме без нашивок. Дерек отцепил мой бейдж и впустил меня в камеру, как змею в террариум, где сидит мышь; мне не нравилось, что за мной закрыли дверь, но чутьё подсказывало — выпустят. Я не для убийств пойманных врагов им нужен.

В углах у потолка я заметил телекамеры: Дерек собирался смотреть, как змея разделается с мышью. А саму мышь он представил усталым небритым человеком, от которого за версту несло страхом. Небритый сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и встал мне навстречу.

— Кто ты, брат? — спросил он хрипло. Говорил, как приезжие из южных провинций, смягчая согласные. Тут я впервые вспомнил о сварах стада на южной границе.

Этот южанин обманулся. На мне была такая же форма без знаков отличия, как и на нём.

— Пленник здесь, как и ты, — сказал я. Правду.

— Ты — здешний, — сказал он. — Тут боролся за свободу, брат?

В том, как этот несчастный принимал меня засвоего, было что-то трогательное. Я кивнул.

— Здесь — блок смертников, — сказал он.

Что я мог ответить?

— Я знаю.

Он взглянул больными глазами:

— Ты еще совсем мальчик… храбрый мальчик…

Я подумал — его тело разорвут пулями. Это больно и страшно. Ему уже сейчас больно и страшно ждать. Человеческое стадо снова убивает друг друга. Интересно, скольких своих сородичей убил этот, небритый? За что?

— Не стоит бояться неизбежных вещей, — сказал я. — Не надо. И не переживай из-за меня.

Южанин всхлипнул и прижал меня к себе. И я обнял его — и очень осторожно отключил. Мне не хотелось причинять ему боль. Он умер уже после того, как потерял сознание, а мне было как-то…

Грустно? Не знаю. Не понимаю. Странно. Его кровь — коктейль с адреналином — оказалась совсем неплохой на вкус, но пить было как будто тяжело и грустно…

Я решил, это потому, что он — не добыча, а жертва. Мне неприятно, когда люди выбирают мне еду. Должно быть приятно, льстить — вот, никуда не надо бегать, возьми и выпей — но почему-то не польстило.

Когда я выходил из камеры, Дерек сказал:

— Невкусно, малыш?

Я пожал плечами. Надо было что-то сказать, и я сказал:

— Не люблю привкус страха. От него кровь портится.

Почему-то это Дерека рассмешило. Он явственно сдержался, чтобы не похлопать меня по спине — молодец, что сдержался. Мне хотелось его убить. Просто так — я был сыт.