Интервью под прицелом

Свидетельские показания довольно расплывчаты. Как-то так получилось, что преступник сумел не броситься в глаза никому из довольно большого количества людей, находившихся на пощади. Да, многие запомнили Голобродского, его эмоциональную обличающую речь, помнили телевизионщиков. Зевак толком не вспомнил никто. Был, правда, в непосредственной близости от Голобродского в момент его гибели один оператор, о котором ни Андрюшина, ни Пчелицын, ни другие их коллеги не смогли сказать ничего вразумительного: ни с какого канала, ни кого из корреспондентов он сопровождал. Но и о внешности его конкретное что-то сказать никто не мог. Сошлись на том, что это был мужчина средних лет, одетый в темный кожаный пиджак и черную рубашку.

Усилиями оперативников был создан довольно приблизительный его фоторобот. Пришлось повозиться, поскольку в таких случаях расхождения в показаниях неизбежны. А тут еще, как на грех, многие люди были на площади семьями и дружескими компаниями. Подружек однозначно приходилось разводить, иначе они моментально начинали противоречить друг другу. Но труднее всего приходилось с детьми. По закону рядом с ними на составлении фоторобота обязаны присутствовать родители, и выгнать их нет никакой возможности. Под прессингом папы и мамы ребенок теряется и начинает городить чушь.

— Ты же говорил, что у него были большие уши!

— Да, большие были, огромные, — соглашается затюканный ребенок.

В итоге на экране монитора появляется «чебурашка» с ушами в пол-лица, ничего общего с преступником, разумеется, не имеющий. Приходилось идти на хитрость, приглашать свидетелей снова и снова, пока не появлялся усредненный рисунок, хотя бы отдаленно напоминающий лицо человека.

Впрочем, у незнакомца оказалась и особая примета. Семь из десяти свидетелей назвали небольшой шрам на щеке (правда, некоторые путались в показаниях — на левой или на правой щеке был этот самый шрам, но большинство утверждали, что все-таки на левой).

В конце концов в руках следствия был хоть и не юридический документ, но более или менее приблизительный рисунок, дающий зрительное представление о предполагаемом преступнике.

Светлана Перова с Рюриком Елагиным вели допросы очевидцев убийства Голобродского, а также вдвоем побеседовали с Силкиными, которые явились к ним в полном составе. Наиболее интересными им показались показания Зоси о ее кратковременной работе на Центральной аптечной базе.

— Понимаете, я пришла туда просто так, с улицы! И он меня сразу взял.

— Кто — он?

— Да заведующий, Шарагин! Мне кажется, он даже обрадовался, что я с улицы и никогда в аптечной сфере не работала. Я с первого же дня была принята на должность администратора, подписывала накладные, следила за сдачей товара.

— Так что же? Там не было кладовщика?

— Нет, кладовщик был — Семен, но он попросту не обращал ни на что внимания, бумаги смотрела и подписывала я. Вот я тут переписывала все, что встречалось: куда распределяются медикаменты, от кого поступают и прочее. — Зося протянула Светлане свои записки.

— Спасибо вам большое, и хочу сказать, вы молодец, что вовремя оттуда ушли…

…Сам же Турецкий, после того как военный прокурор Саватеев дал ему добро и определил в помощники Пиявкина, весь погрузился в допросы генерал-майора Красникова и его подчиненных. Немало благодарственных слов мысленно произнес в адрес военного прокурора Турецкий — за то, что тот выделил ему в помощь именно этого следователя, даже по окончании дела хотел поставить Саватееву бутылку коньяку.

Анатолий Яковлевич Пиявкин свою фамилию полностью оправдывал. Положа руку на сердце, Турецкий готов был признать, что без его помощи ни один допрос не принес бы никакого результата. С ним военные разговаривали с плохо скрываемым раздражением: мол, кто ты такой, чтобы мы тебе наши военные тайны раскрывали. Разумеется, особой наглостью отличался сам генерал-майор Олег Петрович Красников.

— Олег Петрович! Хотелось бы получить объяснения по поводу нецелевого использования заброшенных ангаров на подотчетных вам территориях?

— А что тут объяснять! Ангары, как вы справедливо отметили, Александр Борисович, уже добрый десяток лет стоят заброшенными, для военных целей они интереса не представляют. Финансирование объектов, пусть даже это и стратегические базы, как вы, наверное, представляете, семимильными шагами стремится к нулю. Действительно, мы сдаем некоторые наши объекты в аренду. Между прочим, вполне солидной фирме. Не коммерсантам под склады.

— Позвольте узнать название фирмы.

— Да пожалуйста — фирма «Параллакс».

— И чем же этот солидный «Параллакс» занимается?

— Утилизацией просроченных медикаментов. И, обратите внимание, ничего предосудительного в том, что мы сдаем наши заброшенные объекты именно этой фирме, нету. Деятельность у них действительно, выразимся так, экологически опасная. Поэтому можно считать, что мы делаем одолжение обществу, предоставляя «Параллаксу» помещения. Рядом нет никаких жилых объектов и прочего…

И вот тут в допрос вмешивался Пиявкин: