– Ну что вы! Вы поговорите реально с бомжами. Это не шутка. Есть точка зрения, что дыра делает вора, и мы знаем, что когда на улице лежит потерянный кошелек, лишь малый процент людей пойдет сдавать в бюро находок, а большая часть людей возьмет себе, зная, что он кому-то принадлежит. Более того, если в бумажнике есть деньги и документы, очень частый вариант, когда документы человеку потом отправляют по почте или подбрасывают. А вот деньги все-таки не отправляют по почте и не подбрасывают. Такова человеческая природа, не будем лицемерить. Понимаете, сегодня деньги – это возможность делать то, что хочется. Мне хочется жить свободно, не думать о том, хватит ли мне на еду в магазине, хватит ли мне на штаны, если старые протерлись. Бывали в жизни моей случаи, когда я не мог куда-то пойти, потому что целых штанов у меня не было, а на новые не было денег, бывало такое, я уже был взрослым, мне уже было за тридцать. Так вот, это возможность сидеть за столом и делать то, что ты хочешь, не думая о том, что ты будешь, есть завтра, особенно если у тебя есть семья. Если денег хватает на то, чтобы жить в нормальной квартире и с семьей съездить куда-то в отпуск и не трястись от страха, что тебе отключат телефон за долг по междугородке, то все, что выше, – это уже от лукавого, мне этого достаточно.
– Михаил Иосифович, подождите. Это я все понял. Здесь вы как-то незаметно перескочили. При чем здесь бомж? Интервью вы даете, соответственно, речь идет о вас, а не о ком-либо еще. Одно дело украсть, а другое дело – найти и не отдать. Совершенно разные плоскости, которые ни в коем случае нельзя сравнивать. Кроме того, вы как-то практически разделили понятие украсть. Воровство – оно и в Африке воровство.
– Я имел в виду вот что: что значит для вас деньги сегодня и сейчас. Сегодня и сейчас, вот я сейчас постучу по деревянному столу три раза, у меня с деньгами все более или менее сносно. Разумеется, я не отношусь к числу людей, которые у нас в России считаются богатыми, хотя с точки зрения сегодняшнего российского пенсионера я, вероятно, очень богат, но с точки зрения олигарха я, конечно, просто голодранец. Значит, я имею столько, что мне хватает на жизнь, и я могу свободно работать. У меня нет своей машины, не потому, что я не могу ее себе позволить, а потому что я не хочу о ней думать. Вдруг ее покарябают гвоздиком? Кончился бензин – надо ехать заправляться. Я выхожу на улицу, поднимаю руку и уезжаю на том, что останавливается, мне так гораздо проще, если мне хватает на это денег, то это большое счастье. Потому что я помню, как я в Москве пять редакций объезжал на метро, а потом ночью мне снилось, что я по-прежнему спускаюсь и поднимаюсь на эскалаторе. В старые времена, оно, конечно, бывало иначе, и нищета – это очень скверное, размалывающее душу состояние, которое никому не стоит рекомендовать. Вот нищета – это совсем не то, что достойная бедность.
– Как кризис 1998 года повлиял на ваше финансовое положение?