Дядя Митяй сдержал слово. Он проводил нас по подземным закоулкам до площади трех вокзалов, где и вывел наконец-то на поверхность. Мы с Машей изменили внешность, и теперь вряд ли кто мог узнать во мне бывшую ведущую «Культовой личности». Судя по тому, что от меня шарахались прохожие, прикид был самым подходящим. А Маша стала Мишей, из девочки превратившись в мальчика, благо, что волосы у нее были короткие, а фигурка жилистой и тонкой. Это было сделано на тот случай, если нас ищут на вокзалах: люди Золотой Антилопы станут ловить женщину с девочкой, мы же теперь – лицо среднего пола с мальчиком.
Уже окончательно стемнело, когда мы по насыпи двинулись в сторону Питера. Остановившись около семафора, дядя Митяй сообщил:
– Минут через пять подойдет ваш «северный экспресс».
И в самом деле, вскоре показался товарняк. Я испугалась – а вдруг упаду и, как Анна Каренина, найду смерть под колесами поезда? Но Маша уже много раз путешествовала таким образом, значит, опыт посадки у нее имелся, да и дядя Митяй вскочил на тормозную площадку последнего вагона и помог взобраться мне.
– Железные дороги – великое дело! – гудел дядя Митяй. – Так можно практически в любую точку страны попасть. А если исхитриться, то и за границу. Только чего в тех заграницах делать? Такого раздолья, как в Белокаменной, там не будет!
– Ехать не особенно далеко, в Ленинске ваш состав делает короткую остановку, слезете без проблем. На месте будете на рассвете. Эх, люблю я осеннее утро, в туманах и росе… – мечтательно произнес добрый гном.
На прощание дядя Митяй меня облобызал и напутствовал такими словами:
– Береги себя и девчоночку! Не лезу в душу, понимаю, что раз бежите из Москвы, значит, дела совсем плохи. Но авось все устаканится. А если нет, добро пожаловать обратно в подземелье! Место в бункере для вас всегда найдется.
Никто – ни мой бывший, ни один из генеральных тех каналов, на которых я работала, ни художник Сальвадор Аскольдов – не делал мне такого заманчивого и бескорыстного предложения. А потом дядя Митяй исчез, спрыгнув с поезда, который, покинув территорию столицы, начал постепенно набирать скорость.
Было холодно, но припасенные дядей Митяем одеяла нам здорово помогли. Я бы так, прикорнув, проехала Ленинск, если бы не Маша, растолкавшая меня.
– Теть Кать! Подъезжаем!
Глазам моим предстал великорусский пейзаж – лесок, сменяемый уродливыми постройками, кривые столбы электропередач и закрытые на зиму дачи. Показалось красное кирпичное здание вокзала с пыльной вывеской «Ленинск». Вот мы и на месте!
Состав, как и обещал дядя Митяй, сделал короткую остановку, и мы неспешно слезли на насыпь. Косточки у меня болели, тело ныло – многодневная одиссея и блуждания по канализации дали о себе знать.
Маша была здесь как рыба в воде, в городке она знала каждую кочку, каждую рытвину. Нам только на руку было, что часы показывали начало шестого – прохожих почти не было, а фонари в городке не работали.
Окольными путями мы добрались до детского дома. В одном из окон на первом этаже горел свет, и Маша, подскочив, повисла на карнизе, стукнула несколько раз по стеклу.
Дверь нам открыла директриса Плаксина: Агния Борисовна была уже одета, прическа уложена, на лице – боевая раскраска. Женщина, похоже, никогда не спит, подумалось мне.
– Мы не подаем! – произнесла она достаточно грубо, увидев нас, и собралась захлопнуть дверь. – Кто бы нам самим подал! Вывеску, что ли, не видите? Здесь детский дом! Идите к отцу Нектарию, он страждущих принимает.
– Агния Борисовна, это я, Маша! – сказала девочка, а я сняла с головы нелепую желтую беретку.
Директриса ахнула, отступила внутрь и сказала:
– Ну что же вы стоите, проходите быстрее! Вот неожиданная встреча!
Она пропустила нас в коридор. Детский дом досыпал последние минуты – побудка была в семь. Я коротко объяснила директрисе, которая, впрочем, лишних вопросов не задавала, что обстоятельства принудили нас покинуть Москву.
Плаксина проводила нас в пустующее крыло.
– Здесь вы будете в безопасности. Но, Маша, ведь тебя взял к себе сам Сальвадор Аскольдов! И бумаги на твое удочерение уже выправлены!
– Не хочу я у него жить, – заявила девочка. – Он псих долбаный!
– Прошу без нецензурщины! Хорошо, поговорим об этом позднее! – кивнула директриса. – Мне пора приступать к своим обязанностям, а вы не волнуйтесь, никто о вашем приезде не узнает. Завтрак я вам сама принесу. И неплохо бы принять душ! Обеим!
Она нам выдала по мочалке, кусок хозяйственного мыла и одну на двоих баночку с цветочным шампунем, и мы прошествовали в расположенную рядом душевую. Наконец-то я смогла смыть с себя канализационную грязь! Но тревоги и заботы на душе остались, их не возьмет никакая мочалка…
Вернувшись в комнату, мы обнаружили поднос с завтраком. Пшенная каша с тефтелями и кисель показались мне пищей богов. А может быть, человеку в самом деле много не надо, и надо жить проще, так сказать, ближе к земле?
– Мы здесь и останемся! – заявила Маша, поглощая еду. – Можем жить, сколько душе угодно, никто нас здесь не найдет!