– Он связался с дурной компанией, – продолжала Жанна Петровна, – вместе с себе подобными занимался подростковыми шалостями, которые переросли в итоге в преступления. Сын участвовал в изнасиловании и оказался в колонии. Это был для меня страшный удар! Я все считала, что моего Дениску оклеветали, что его облыжно обвинили в столь страшном преступлении, что произошло стечение роковых обстоятельств... – Пожилая женщина тяжело вздохнула и добавила: – Все стало на свои места, когда Дениса по амнистии выпустили. В колонии он поднабрался нецензурщины и блатных повадок, изменился, причем, как сами понимаете, далеко не в лучшую сторону. Сын стал мне совершенно чужим! А потом даже пытался выжить меня из квартиры, чтобы заполучить ее в собственность и выгодно продать. Не буду вас отягощать описанием того, как мой собственный ребенок измывался надо мной, как склонял к тому, чтобы я сама съехала, написав на него дарственную… Для него не было ничего святого!
Одним словом, если любовь художника Аскольдова к своему покойному сыну Феликсу была чем-то неестественным и патологическим, то в случае с Жанной Петровной мы столкнулись с другим типом отношений между родителями и детьми: со жгучей ненавистью.
– В итоге мой сын, моя кровь и плоть, решил, как теперь принято выражаться, «заказать» меня, – сообщила вполне будничным тоном Жанна Петровна.
Чашка, которую я держала в руке, дернулась.
– Да-да, он решил избавиться от своей пожилой мамаши посредством убийства, – тяжело вздохнула женщина. – И подбил на преступление не кого иного, как моего бывшего мужа, своего собственного отца! У Володи к тому времени ум за разум зашел, ради бутылки водки он был готов пойти и не на такое. Но моему сыночку не повезло – бывший мой супруг оказался не в меру болтливым, и еще до того, как пришел ко мне с топором, растрепал по пьяной лавочке своим собутыльникам о том, что вскоре кокнет «старую козу». То есть меня!
Я задрожала от последних слов, а в особенности от того, с каким спокойствием Жанна Петровна излагала свою кошмарную историю.
– Кто-то сообщил об его откровениях нашему участковому, а тот у нас очень совестливый человек. Другой не придал бы пьяной болтовне значения – вы ведь знаете, что милиция занимается сейчас всем, чем угодно, только не защитой граждан. Он же отнесся к информации с подобающей серьезностью, взял, как сейчас принято говорить, в оборот моего бывшего, и тот раскололся… Ах, пряники закончились? Разрешите предложить вам сушки!
После подобного рассказа у меня кусок в горло не лез, и у Марка, кажется, тоже, поэтому мы оба отказались от угощения.
Жанна Петровна продолжила рассказ:
– Но даже тогда я все еще продолжала любить своего младшенького! Он уже находился под следствием, его обвиняли в организации заказного убийства, или как там это называется, а я, дура, говорила всем, что это мой бывший муж упился до белой горячки и пытается очернить собственного сына. Но глаза у меня раскрылись в тот день, вернее, в ту ночь, когда Денис навестил меня. Родной сынок сам пришел меня убивать!
Я вздрогнула. Да, в обычной российской семье разыгрываются трагедии почище, чем в романах Федора Михайловича Достоевского и Стивена Кинга.
– И он убил бы меня, но вышла промашка – Денис не подумал, что я буду сопротивляться! Я и сама не подозревала, что у меня поднимется рука на собственного сына. Вернее – рука со сковородкой. В конце концов его отсюда увела милиция – прямиком в КПЗ. Потом я Дениса видела только на суде. Отсидел он несколько лет, вышел снова по амнистии, и, как говорится, понеслась душа в рай. До меня доходили слухи, что Денис связался с самыми что ни на есть настоящими бандитами, но мне было уже все равно. Так что для меня он давно умер, а теперь вот и в самом деле скончался. Если честно, я давно ожидала, что его убьют. Не правда ли, слышать такое из уст матери о сыне страшно?
Жанна Петровна была права, но Марк ловко перевел разговор на бандитов, на которых работал сынок несчастной женщины.
– Чего не знаю, того не знаю, – отрезала та. – А если кто и знает, так только подружка моего сына, вернее, его сожительница, Люська.
– А о Светлане Мельниковой вы что-либо знаете? – встрепенулась я.
Но Жанне Петровне это имя ничего не говорило. Женщина принесла школьные фотографии своего Дениса, и нам пришлось рассматривать их.
Каково же было мое удивление, когда на одной из фотографий я заметила рыжеволосого типа. И он был как две капли воды похож на человека, с которым мы столкнулись на лестнице в доме Кронсберга, разве что лет на десять-пятнадцать младше! Марк, как я поняла, тоже узнал его.
– Кто это? – спросил он, ткнув в снимок, на что Жанна Петровна ответила:
– Дружок моего сына, причем самый лучший. Он и подбил его на изнасилование, а потом вместе с ним в колонии сидел. Витька Пугачев. Кстати, Люська – его родная сестра.