Интервью с самим собой

Я. Мазина — супер! Я ее люблю! Знаете, я здоровый мужик, но до сих пор не могу сдержать слез на финале «Ночей Кабирии». Пересматривая это кино, я еще раз убеждаюсь в том, что любой человек рождается не зря. Ну, я по крайней мере. Мазина — актриса одной роли. Кабирия! И нельзя сказать, что это плохо. Вот Ливанов, например, сыграл Холмса и тут же скис.

Я. Да вы сами себе противоречите! Что ж, Мазина скисла после «Ночей»? А кроме двух-трех ролей вы ее где-нибудь видели?

Я. Вы вот, как я догадываюсь, тоже не цените вино, как и я. Все пиво да водка, верно?

Я. Врать не буду…

Я. У дегустаторов есть такое понятие — послевкусие.

Я. Слыхал.

Я. Так вот, послевкусие Мазины и Ливанова — совершенно разные вещи. Хотя, nota bene, я вовсе не берусь утверждать, что Ливанов хуже Мазины. Он круто сыграл, да!

Даже английская королева дала ему какой-то орден или в рыцари посвятила, не помню уж точно. Но давайте-ка подобьем бабки: Мазина создала вневременной образ, вечный. А Ливанов создал образ сыщика, великолепно, конечно, создал, но это штука смертная. Когда наступит коммунизм…

Я. Э-э, вы что, пьете слишком крепкое пиво?

Я. А? Что? Ой, извините, ляпнул…

Я. Ну ладно, вернемся к нашим баранам! Разговор наш начался с того, как вы начали писать.

Я. Как я начал, как я начал. Это фигня. Вот как я это продолжаю до сих пор — вопрос.

Я. И как же?

Я. Это просто наркотик! Если писатель заявлет, что он, мол, зеркало революции, душа народа, совесть эпохи — гоните его поганой метлой из своих мозгов! Говно это, а не писатель! Живший около двухсот лет назад Гофман сказал такое, что́ даже не сумел переплюнуть великий Лем: «Если можешь не писать — не пиши».

Я. Я скажу грубее, но для многих понятнее: люди делятся на два типа: у которых нет шила в заднице, и на тех, у которых оно есть. И оно очень мешает им жить.

Я. Вы правильно поняли мою мысль. Уточню: мешает это шило или помогает, однозначно ответить невозможно. Но вынь это шило из жопы — смерть.

Я. Значит, наркотик.

Я. Наверно. В общем, не знаю, что вам сказать. Пишу и все.

Я. Расскажите хотя бы хронологию, фабулу.

Я. Ну вот, после этого сочинения образовался перерыв, пока я не пошел во второй класс. Тогда я прочитал трилогию Мартынова «Звездоплаватели», и прочно завис на фантастике. (Про себя). Совок! И подумал: а чем я хуже? Напишу-ка я что-нибудь подобное, только круче! И героями будут не какие-то ученые дяди, а мои одноклассники!

Я. Остроумно…

Я. Еще как! Небезызвестный ныне Мошков, титан духа, кстати говоря, ну, по крайней мере титаник, в молодости тоже баловался подобной хренью. Помните эту дурацкую повесть, где детишки отправились в космическое путешествие? Название вот только позабыл.

Я. И я позабыл, помню только название корабля: «Звездолет-100».

Я. «Звездолет-100», именно! Фантазии автора можно позавидовать! Любим мы круглые числа. У Жюля Верна — Миллиард-Сити, кругом сплошные меги: мега-магазины, мега-вещи… Или в обратную сторону: нано. Один журналюга круто прикололся: нас ожидает нанистское будущее. Все мы будем нанистами.

Я. Забавно. Но это был не Мошков, а Мошковский.

Я. Ладно, опять мы ушли в сторону! Короче, начал я писать повесть (в тетрадке желтого цвета, помню). Как называлась она, сказать не могу. А история вышла такая…

Да! Я ведь даже писал эту муйню в двух вариантах, второй пошел, когда я учился в третьем классе или четвертом! Мля… Ну великий, ничего не скажешь…

Булькает пиво. Мучает ностальгия.

Самое забавное, что сей опус вызвал несколько подражаний среди одноклассников, по крайней мере два: повесть моей нулевой любви Насти и сочинение друга Димы «„Митеор” в космосе».

Я. Сразу два вопроса: что такое нулевая любовь? Есть первая, я знаю… И почему «Метеор» через «и»?

Я. Первая любовь — это когда тебя колбасит по-черному, как скотину. Она посетила меня в седьмом классе, я чуть не спятил. Хотя почему чуть? Спятил, и до сих пор не вернулся к разуму. Нулевая — когда сам толком не понимаешь, что к чему, но… Не будем о бабах! Мы тут все-таки ведем интеллектуальный разговор, или что-то типа того?

Я. Давайте.

Я. Ну а «Митеор» вовсе не какое-то авангардное словцо — у Димы была то ли пятерка, то ли четверка по русскому языку. Пардон, тогда этот предмет назывался «Письмо». У меня был трояк.

Я. Что вы хотите этим сказать?

Я. То, что, грамотность человека обратно пропорциональна его положительным оценкам в школе.

Я. Неслабое заявление.

Я. А что, разве не так? Вы посмотрите на вывески и ценники. Что пишут? И это наши сверстники-отличники.

Я. Да, убили аргументом.

Я. Достаточно примера с вывесками? Вы еще почитайте газетки, посмотрите телеящик…

Я. Жестокий вы!

Я. Шоковая терапия.

Пауза.

Я. Да уж…

Я. Ну ладно. Вы просили фабулу. Вот она: приземляется какой-то инопланетный корабль, трубчато-спиралеобразной конструкции, заметьте. Уже тогда, в восемь или десять лет, меня перло не по-детски! Инопланетяне дружно ломанулись — куда бы вы думали? В ООН?