И я убью человека, который меня пожалел. Посреди улицы, быстро и грязно, и брошу труп прямо тут, потому что мне придется убегать.
Я не сделал всего этого именно потому, что этого от меня хотел Дерек. А девка спросила:
– Вам всё ещё больно? Вы на меня так смотрите…
От неё повеяло… вкусненько запахло, в общем. Хорошей едой. Я ей понравился – а у меня все внутренности скрутило от противоречивых чувств. Я подумал, как бы это было чудесно, вкусно, по-старому… и я подумал, что дурища после моего ужина умрёт.
Это было смешно и глупо. Я убивал их десятками – и совершенно не задумывался, а тут вот… Я ощутил нечто вроде презрения к себе и запустил старый сценарий.
– Ты – единственная, – сказал я и улыбнулся. – Знаешь, мне хочется тебя нарисовать. Я художник, видишь ли. Мне будет очень приятно, если ты мне попозируешь.
И всё. Она улыбнулась в ответ, я сказал ещё кое-что, дальше уже можно было спокойно продолжать по накатанной колее, но меня по-прежнему что-то останавливало.
Девка бы пошла со мной куда угодно, а я пошёл с ней в кафе. Купил ей мороженое и нарисовал её – плохо, при очень скверном свете, при тусклой лампочке «для создания уюта». Она пахла едой и ела еду, а я был голоден и устал; я слушал её болтовню, смотрел на её восхищённое личико – и мне было тоскливо.
– Мне кажется, что тебе нужна помощь, – сказала она в конце концов.
– Ты всем помогаешь, или только тем, кто тебе симпатичен? – спросил я.
– Моя работа – всем помогать, – сообщила она. – Я – медсестра из Союза Справедливых, тут миссия за углом… а ты не хочешь поужинать?
– Хочу, – говорю. – Тобой.
Она захихикала, замахнулась на меня ложечкой. Я сидел и злился на неё. Как можно быть такой дурой – рассказывать всё первому встречному диверсанту? Мало вас убивают, стадо?
– Мне нужна помощь, – говорю. – Правда. Ты мне поможешь?
– Если намекаешь на постель, – хихикает, – то не сегодня. Я не такая.
Попыталась обмануть моё обоняние. Чем дольше мы сидели, тем она приятнее пахла; она была блондинка, и как все блондинки, источала нежный, молочный, карамельный запах. Она раскрылась совсем – и я решился.
– Мне нужна медицинская помощь… но в городе я чужой. Ты ведь не боишься крови?
– Нет…
– Вот и славно, – говорю. – Мы пойдём к тебе, и ты… сделаешь одну вещь. Это – как разрезать нарыв. А я обещаю больше не намекать на постель.
Она одновременно рассмеялась и нахмурилась.
– Даже жаль… ну хорошо, пойдём, – и дальше всё было по моему классическому охотничьему сценарию, с одной-единственной крохотной разницей.
Я не собирался убивать эту девицу, даже если очень проголодаюсь.
Её звали Каримэ. Она радовалась, что я иду с ней, потому что фонари горели не подряд, и было темно. По дороге она болтала; рассказала, что здешняя, что закончила медицинский колледж, что рвётся помогать людям. Заглядывала мне в лицо – хотела понравиться.
Мы пришли в её квартирку – две крохотных комнатушки, кухонька, мизерная, как шкаф, и ванная комната в одном чулане с сортиром. Квартирка пропиталась запахом ванили, духов и её тела; мне опять отчаянно захотелось есть. Я подумал, что Дерек совершенно намеренно не предложил мне убить очередного смертника перед полётом – мой голод тоже работает на него – и взял себя в руки.
Каримэ дёрнулась готовить какую-то еду, но я её остановил. Мне нужен был острый нож.
Скальпеля в логове этой разгильдяйки не оказалось; кухонные ножи были до того тупы, что ими, по грубому выражению инструктора по рукопашному бою, можно было разрезать только тёплое дерьмо. Пришлось выбрать один, поприличнее, и привести его в порядок. Каримэ смотрела на меня с некоторой оторопью, как будто начала что-то понимать – а может, решила, что я хочу её зарезать.
Тогда я задрал рубаху и показал ей. Взял её руку и дал нащупать.
В первый момент она вообще не поняла:
– Эри, что с тобой? Ты ужасно холодный! Послушай, ты холодный, как покойник – ты же болен!
– Я совершенно здоров, – говорю. – Это фокусы метаболизма. Смотри внимательно.
У неё расширились зрачки.
– Что это?
– «Жучок». Вживлённое следящее устройство. Если хочешь мне помочь, ты его вырежешь.
Она опять заглянула мне в глаза.
– Эри, кто ты?
Я улыбнулся.
– Диверсант. Мне полагается тебя выпотрошить и бросить твою потрошённую тушку у входа в ваше человеколюбивое заведение. Написав над тушкой кровью, взятой из твоей артерии, что-нибудь вроде «миссионеры – дерьмо». И если ты не избавишь меня от этой штуки, мне придётся-таки это сделать.
Она потыкала меня пальцем в спину. И пролепетала:
– Я не верю.
Вот оно. Самка из стада. Она легко поверила, что она единственная, и что я влюблён с первого взгляда, как все эти существа, но любые попытки предупредить или попросить о помощи по-настоящему отталкиваются от сознания, как вода от жира.
– Каримэ, – сказал я, – эту штуковину всунули в меня плохие люди. Она причиняет мне боль. Помоги мне от неё избавиться, пожалуйста.
– Тебе будет больно, – сообщила она.
Я глубоко вдохнул и нежно вспомнил Дью. И испытал такой приступ острой ненависти к Дереку и его людям, что успокоился.
– Милая, – сказал я, – мне будет больно, если ты этого