Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство

Во время Азовского сидения в 1642 году храбро бились с турками казачки. Но самый яркий военный эпизод с их участием относится к периоду Русско-турецкой войны (1768–1774), он вошел в историю как «бабий» день. Восьмитысячный отряд кавказцев напал на станицу Наурскую, ожидая, что она легко падет, поскольку все мужчины ушли на войну. Тогда казачки надели свои праздничные наряды и вступили в бой. Станица представляла собой подготовленную к осаде крепость, поэтому войско горцев встретили во всеоружии: по ним палили пушки, разливалась кипящая смола, а казачки в красных сарафанах бросались на ошалевших джигитов с серпами в руках… В течение дня 150 женщин обороняли крепость, причем настолько успешно, что было перебито около 800 горцев! Более того, предводитель турок, после того как в том бою погиб его племянник, решил, что это дурной знак, и войско ушло из-под Наурской. Так 150 русских женщин победили 8-тысячное войско кавказцев.

Не уступали казачкам в воинской доблести и представительницы «светелочно-теремной» Руси. Княжна Ирина Михайловна Луговская вышла замуж за Алексея Богдановича Мусина-Пушкина — правда, для этого ему пришлось украсть возлюбленную из отчего дома, после чего они тайком обвенчались в сельской церкви. А в 1654 году она отправилась с мужем, представившись его братом Иваном, под Смоленск освобождать город от поляков. Мусины-Пушкины с горсткой охотников на глазах царя напали на главный полк литовского войска и разбили его. За такой подвиг «братья» Мусины-Пушкины были награждены боевым оружием и другими дарами, а также отмечены царской дружбой.

По возвращении в Москву Ирина при помощи мужа принялась собирать материалы о происхождении славянских народов в целом и русских в частности: редкие рукописи и книги, повести и предания. Бывшая воительница стала первым русским ученым-фольклористом и теперь вела переписки с иностранцами. Под авторством Ирины и Алексея вышла «Книга о великих князьях русских, отколе произыде корень их»[84].

* * *

В 1452 году после многочисленных соборов византийская православная и Римско-католическая церковь достигли согласия в вопросе об объединении и была провозглашена уния. Тогда же, в 1453 году, Константинополь пал под ударами турок. В итоге Русь осталась единственным государством с традиционным византийским православием, и к концу XV века в русском обществе распространилось представление о Москве как о Третьем Риме.

Такая концепция была предложена в 1492 году митрополитом Зосимой и в 1523–1524 годах — старцем Филофеем. Новая идеология опиралась на мысль о преемственности власти — переходе ее от последних константинопольских императоров к московским государям. Кроме того, по утверждению Филофея, Рим — это странствующее царство, духовный центр мира, центр Церкви Христовой.

Таким образом, Московская Русь усиленно начинает строить Третий Рим. В Византии власть мужа или тестя считалась непререкаемой. В средних и высших слоях общества женщина теперь обычно была затворницей в гинекее — женской половине дома. Лишь изредка знатная дама или девушка решалась отправиться на богомолье или в публичную женскую баню (и то в окружении служанок).

Тиранию мужчин оправдывала христианская этика: природа женщины объявлялась потенциально порочной из-за «первородного греха». Поэтому советовалось не спускать глаз с жен, невесток, подросших дочерей, поскольку считалось, что они способны на любой неожиданный поступок.

Иоанн Камениат, описавший взятие арабами Фессалоники в 904 году, поражается, что женщины «не желали сдерживать себя и прятаться от глаз мужчин… не испытывая смущения, носились по городу с распущенными волосами, презрев всякое приличие» и издавая вопли — причем не только матроны, но и девушки-затворницы, «лелеемые для брака»[85].

Мы получили представление о жизни русского общества XVI–XVII веков благодаря многочисленным свидетельствам иностранцев о Московии того времени[86]. И она, эта жизнь, очень напоминала жизнь Константинополя, Второго Рима… Но насколько стоит доверять этим свидетельствам? Не имея возможности наблюдать частную жизнь, иностранцы при описании супружеской жизни московитов ограничивались лишь общими фразами.

Так, английский поэт и дипломат Джайлс Флетчер (1548–1611) полагал, что в России мужья обращаются со своими женами как с прислужницами. Барон Сигизмунд фон Герберштейн (1486–1566), дипломат Священной Римской империи, называет положение русских женщин «плачевным», потому что мужья держали их взаперти. На это сетуют и многие другие иностранцы. А значит, они просто не имели достаточно информации о том, как на самом деле жили русские женщины.

Немецкий историк Адам Олеарий (1599–1671) также считает, что русские женщины редко ходят в гости потому, что мужья «из подозрительности их редко выпускают из дому»[87]. А все дело в том, что русские дома делились на две половины: мужскую и женскую. Мужчины принимали гостей-мужчин на своей половине, женщины — на своей. К мужскому застолью они просто не допускались.