Интимная жизнь английских королей и королев

Георг был глубоко уязвлен. Дело в том, что в письмах к Кенигсмарку София-Доротея весьма нелестно отзывалась о возможностях Георга как сексуального партнера. Вскоре они развелись на том основании, что она изъявила желание оставить мужа (обвинение в супружеской неверности повлекло бы за собой необходимость судебного процесса), и София до самой смерти тридцать один год содержалась в заключении в замке Альден.

Если Георг и был замешан в убийстве, то никаких признаков угрызения совести он не выказывал, но напротив, демонстрировал «вполне здоровую тягу к женщинам». По всей вероятности, Георг отдавал предпочтение дамам «пышнотелым и самодовольным», что рассматривалось окружающими как «признак дурного вкуса и здорового желудка короля».

Когда Георг I приехал в Англию, графиню фон Платен — единственную из своих любовниц, которая обладала сносной внешностью, — он с собой не взял. Дело в том, что она была католичкой, а это не приветствовалось английским обществом.

Взамен Георг прихватил двух других дам — Эренгард Мелузину фон Шуленбург и баронессу фон Кильмансег.

Первую из них мать Георга, курфюрстина София, назвала «пугалом». «Трудно поверить, что эта женщина смогла опутать моего сына», — жаловалась она своей подруге.

Тем не менее Эренгард родила от него троих детей (хотя он и не признал отцовства), выполняла роль хозяйки на официальных приемах и вообще вела себя как супруга Георга. По словам Хораса Уолпола [47], она была «королевой Англии в той же степени, что и любая другая». Возможно, они с Георгом заключили морганатический брак.

Баронесса фон Кильмансег приходилась Георгу единокровной сестрой. Она была такой «тучной и дородной», — писал Уолпол, — что «лондонцев весьма позабавило появление столь необычного сераля». Писатель вспоминает, что, будучи ребенком, он «был просто напуган чудовищной фигурой этой дамы, ее огромными черными глазами, яростно вращающимися под высокими изогнутыми бровями, необъятными малиновыми щеками, бесчисленными подбородками и шеей, незаметно переходящей в нижерасположенные части тела, совершенно лишенного поддержки в виде корсета».

Принцесса Уэльская, обратив внимание на обилие румян и прочей косметики на лице баронессы, заметила:

— Если судить по цвету лица, ей не дашь больше восемнадцати-двадцати.

— Да, мадам, — согласился лорд Честерфилд, — никак не более восемнадцати-двадцати стоунов [48].

Англичан весьма забавляло это странное сочетание. Шуленбург и Кильмансег получили прозвища «каланча» и «слониха». По словам лорда Честерфилда, «вкусы Его Величества, получившие выражение в выборе им любовниц, заставили всех дам подходящего возраста, жаждущих добиться его благосклонности, вытягиваться и раздуваться подобно лягушке из известной басни, которая тщилась сравняться в дородности и осанке с волом. Кому-то это удалось, а кто-то лопнул».

Несмотря на это, женщины валом валили ко двору. Повстречав в покоях короля Георга любовницу Карла II Луизу де Керуай, герцогиню Портсмутскую, и любовницу Вильгельма III Элизабет Вильерс, графиню Оркнейскую, любовница Якова II Кэтрин Седли воскликнула: «Кто бы мог подумать, что мы — три шлюхи — встретимся здесь!»

Шуленбург и Кильмансег брали взятки и нажились на крахе «Компании Южных морей» [49], а позже воспользовались своим влиянием, чтобы скрыть свое участие в этом финансовом скандале. О Шуленбург говорили, что она «продала бы честь короля и за шиллинг, если бы нашелся покупатель».

Однажды карету, в которой ехала Шуленбург, окружила разъяренная толпа. Испуганная женщина закричала на своем далеком от совершенства английском:

— Топрые люти, зачем вы нас оскорпляете? Мы хотим от вас только топро!

— Вот именно, — ответили из толпы, — все наше добро, все имущество!

Георг I так и не удосужился выучить английский. Жил он то в Сент-Джеймсском, то в Кенсингтонском дворце, где ему прислуживали турки Магомет и Мустафа. Днем он проводил время в обществе Шуленбург, а вечером являлась Кильмансег.

Стремление короля получше узнать своих подданных сводилось исключительно к попыткам соблазнить кого-нибудь из них. Он обратил внимание на герцогиню Шрусберийскую (итальянку по крови), герцогиню Болтонскую, леди Монтегю (известную как крупный знаток гаремов Оттоманской империи) и леди Каупер. Эти дамы тоже принимали мзду от тех, кто хотел добиться королевских милостей.

Как-то раз, когда леди Монтегю появилась при дворе в новых серьгах тонкой работы, герцогиня Мальборо поморщилась:

— Какое бесстыдство — носить в ушах взятку!

— Но мадам, — хладнокровно ответила леди Монтегю, — чтобы люди узнали, где продается вино, они должны увидеть вывеску.

Немало толков вызвало ухаживание Георга I за молодой женой лорда Хервея. Кроме того, король довольно долго увлекался Анной Брет, юной дочерью графини Макклесфилд. Анна была такой смуглой и черноволосой, что все считали ее испанкой и нарекли Султаншей.

«Анна Брет получила в свое распоряжение покои в Сент-Джеймсском дворце, и король собирался дать ей титул графини», — писал Уолпол.