Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

Вот, например, что писала о них гимназическая подруга Нади Ариадна Тыркова-Вильямс:

«Тихая была жизнь у Крупских, тусклая. В тесной, из трех комнат, квартирке (заметьте, в этих трех комнатах жило всего два человека. — Б. О.-К.) пахло луком, капустой, пирогами (хорошая бедность, если «пахло» — Б. О.-К.) В кухне стояла кухаркина кровать, покрытая красным кумаченым одеялом. В те времена даже бедная вдова чиновника была на господской линии и без прислуги не обходилась. Я не знала никого, кто не держал бы хотя бы одной прислуги».

Согласитесь, у многих из нас несколько другое представление о бедности. Во всяком случае, так учили нас в школе.

О самой Надежде Крупской Ариадна Тыркова-Вильямс потом вспоминала:

«Мы постоянно рассуждали о несовершенствах человеческого общества. Наши рассуждения шли от жизни, от кипучих запросов великодушной юности… Во многих русских образованных семьях наиболее отзывчивая часть молодежи уже с раннего возраста заражалась микробом общественного беспокойства.

Из моих подруг глубже всего проник он в Надю Крупскую. Она раньше всех, бесповоротное всех определила свои взгляды, наметила свой путь. Она была из тех, кто навсегда отдается раз овладевшей мысли или чувству».

В 1887 году Крупская оканчивает восьмой педагогический класс и получает диплом домашней наставницы. Она готовит к экзаменам учениц гимназии княгини Оболенской.

В удостоверении, выданном ей, говорилось:

«Домашняя наставница Н. К. Крупская в течение двух лет занималась по вечерам с десятью ученицами… Успехи ее учениц свидетельствуют о выдающихся педагогических способностях ее, основательности познаний и крайне добросовестном отношении к делу».

Вот только в личной жизни Крупской явно не везло. Никто не пытался за ней ухаживать, заигрывать, на нее просто не обращали внимания, словно это не человек, не женщина, а всего лишь чья-то тень.

Вот что рассказывала Ариадна Тыркова-Вильямс:

«У меня уже шла девичья жизнь. За мной ухаживали. Мне писали стихи. Идя со мной по улице, Надя иногда слышала восторженные замечания обо мне незнакомой молодежи. Меня они не удивляли и не обижали. Мое дело было пройти мимо с таким независимым, непроницаемым видом, точно я ничего не слышу… Надю это забавляло. Она была гораздо выше меня ростом. Наклонив голову немного набок, она сверху поглядывала на меня, и ее толстые губы вздрагивали от улыбки, точно ей доставляло большое удовольствие, что прохожий юнкер, заглянув в мои глаза, остановился и воскликнул:

— Вот так глаза… Чернее ночи, яснее дня…

У Нади этих соблазнов не было. В ее девичьей жизни не было любовной игры, не было перекрестных намеков, взглядов, улыбок, а уж тем более не было поцелуйного искушения. Надя не каталась на коньках, не танцевала, не ездила на лодке, разговаривала только со школьными подругами да с пожилыми знакомыми матери. Я не встречала у Крупских гостей».

Над ней часто подшучивали подруги — настолько она выглядела нескладной и словно «не от мира сего». Дома у нее все валилось из рук, работа по хозяйству была явно не для нее. Но чем-то себя надо было занять. И однажды она прочитала в газете призыв писателя Льва Толстого к грамотным девушкам. Он призывал их исправлять и улучшать известные книги, чтобы их могли читать простые люди. Он даже обещал всем желающим высылать книги для работы.

Это Надежде Крупской как будто подходило.

И она написала письмо Льву Толстому:

«Многоуважаемый Лев Николаевич!

Последнее время с каждым днем живее и живее чувствую, сколько труда, сил, здоровья стоило многим людям то, что я до сих пор пользуюсь чужими трудами. Я пользовалась ими и часть времени употребляла на приобретение знаний, думала, что ими я принесу потом какую-какую-нибудьпользу, а теперь я вижу, что те знания, которые у меня есть, никому как-то не нужны, что я не умею применить их к жизни, даже хоть немножко загладить ими то зло, которое я принесла своим ничегонеделанием, — и того я не умею, не знаю, за что для этого надо взяться…

Я знаю, что дело исправления книг, которые будут читаться народом, дело серьезное, что на это надо много знания и умения, а мне 18 лет, я так мало еще знаю…

Но я обращаюсь к Вам с этой просьбой потому, что, думается, может быть, любовью к делу мне удастся как-нибудь помочь своей неумелости и незнанию.

Поэтому, если возможно, Лев Николаевич, вышлите и мне одну, две таких книги, я сделаю с ними все, что смогу…»

Вскоре от дочери Толстого, Татьяны Львовны, она получила книгу «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма.

Но одно дело только хотеть что-то сделать, и совсем другое, когда приступаешь к работе. В общем, и это занятие оказалось не для нее.

* * *

В 1880 году Крупская начинает посещать вечерние курсы для рабочих за заставой. И неожиданно там она находит себя. Там все равные. И никто не хихикает у тебя за спиной, никому нет дела до твоей безобразной прически, до неприятного запаха лука или чеснока во рту. Там все увлечены одной идеей, все громко говорят, кричат, все уверены в своей правоте, и эта уверенность передается и тебе.