Интимные подробности

Итак, Хитклифф оказался глух к сердечным страданиям Изабель, как сама Изабель — к ухаживаниям своего одноклассника, Тима Дженкса. Они вместе участвовали в рождественской пантомиме; он играл заднюю часть коровы, а она — принцессу, захваченную кровожадными пиратами. Во время репетиций и спектакля Изабель глаз не сводила с главаря пиратов, одетого в кожаные штаны, разорванную на груди рубаху и матросскую шапку; в классе этого счастливчика звали Чарли Бринтом, а на сцене — капитаном Хуком. После первого действия принцесса и корова должны были оставаться за кулисами до конца спектакля, и Тим попытался очаровать Изабель, всячески доказывая, что он — нечто большее, чем задняя часть нелепого животного, а потом набрался храбрости и пригласил ее в кино. На его беду, десятью минутами раньше Чарли походя спросил Изабель, не хочет ли она съесть с ним гамбургер. За компанию с Чарли Изабель согласилась бы даже идти пешком в Исламабад, так что Тиму пришлось отправиться в кино в одиночестве. Изабель вернулась домой, вспоминая поцелуй, пахнущий корнишонами и горчицей, а позже из длинного письма, переданного ей из рук в руки, узнала, что разбила чье-то сердце, как пират разбил ее собственное.

Этот трагикомичный мезальянс напоминает о том, что наши слова порой производят на других самый непредсказуемый эффект. Не случалось ли вам походя дать банальный совет другу, который попал в переделку, а потом с изумлением обнаружить, что он помнит об этом долгие годы? "Никогда не забуду, как ты мне сказал: "Всегда подумай, прежде чем что-то сделать"". А ведь эту фразу, оставшуюся в памяти на два десятка лет, вы произнесли лишь для того, чтобы завершить затянувшийся телефонный разговор. Примечательно, что другой разговор с тем же другом — очень важный, когда вы говорили искренне и убедительно, вкладывая всю душу и выворачиваясь наизнанку, — начисто испарился из его памяти, так что при напоминании о нем он лишь пожимает плечами и намекает, что вы его с кем-то путаете.

Чувства Тима Дженкса к Изабель так же мало интересовали ее, как ее собственные — Чарли Бринта. Однако еще через три года Бринт, пригласив Изабель на свидание, получил отказ, и это свидетельствует о том, что наше восприятие других людей зависит не столько от их внешности и характера, сколько от состояния нашей души. Совет "Всегда подумай, прежде чем что-то сделать" может показаться исключительно уместным, если прозвучит вовремя, а чарующая улыбка, бывает, не оказывает никакого действия, если сердце мужчины, которому она предназначена, уже занято.

Возможно, как раз этим объяснялось поведение мистера Хескетта, который преподавал у Изабель политологию. Это был мужчина с чарующим твердым голосом, бывший маоист, яростно презиравший социальные условности. К несчастью, на жену его презрение не распространялось, несмотря на все старания Изабель (которая являлась на хоккейные матчи в самых коротких юбках и даже надушила материнскими духами свой реферат "Победа лейбористов на выборах 1945 года"). Ее любовь выразилась в доскональном знании гардероба Хескетта, покроя его песочно-серого пиджака, еженедельной ротации его рубашек и привычки моргать перед тем как чихнуть. По мнению Изабель, самое сильное эротические впечатление за годы учебы она получила во время фильма "Поля смерти", когда сидела в зале рядом с мистером Хескеттом и, касаясь локтем его локтя, чувствовала тепло его тела и восторженные движения, которыми он сопровождал кровавую резню на экране.

Последнее неразделенное чувство Изабель было обращено к президенту и драматургу Вацлаву Гавелу. Ознакомившись с его пьесами, эссе и письмами жене из тюрьмы, Изабель поняла, что именно с этим человеком она готова связать свою судьбу. Мои настойчивые расспросы о внешности мистера Гавела вынудили ее неохотно признать, что последняя оставляет желать лучшего, а вдобавок их союзу, увы, будет мешать языковой барьер.

Итак, мне удалось понять, каков, с точки зрения взрослой Изабель, был ее идеал мужчины: нечто среднее между Вацлавом Гавелом и Хитклиффом, с голосом мистера Хескетта.

Прекрасно понимая, что между мной и этой троицей есть кое-какие различия, я, тем не менее, решил, что глупо считать их непреодолимыми. А потому спросил:

— Могу я взглянуть на твою ногу?

— Зачем?

— Хочу посмотреть.

Изабель выставила ногу из-под покрывала, и я наклонился, чтобы получше разглядеть ее.

— Знаешь, мне кажется, что тебе нужно подрезать ноготь на втором пальце. Он не мешает тебе ходить?

— Есть немного, — в голосе Изабель слышалось недоумение.

— Как ты думаешь, будет мне дозволено присутствовать при этой операции?

— Ну, — улыбнулась она, — полагаю, мы уже достаточно хорошо знаем друг друга.

— Только для этого?

— Уж не хочешь ли ты, случайно, попасть в тот маленький список, которым я нагоняла на тебя скуку?

— Мне всегда нравился восемнадцатый номер.

Глава 7 Видение мира чужими глазами