Интимные подробности

Разумеется, у меня тут же возникло искушение ответить (ведь если в человека стреляют в баре, то он машинально выхватывает из кобуры револьвер), что этим утром, благодаря статье о социальных реформах в Индии, меня крайне взволновала судьба восьмисот сорока миллионов человек. Может быть, это произвело бы впечатление на Изабель, которая явно читала новости невнимательно? А может, разговаривая по телефону, она задумалась о судьбе падающих за окном осенних листьев, которые мокрым ковром ложатся на газон и прилипают к ветровым стеклам автомобилей? Гниют ли они или их убирает старик, которого наняли, чтобы он подметал газоны зеленой пластмассовой метлой (хотя сам он гораздо охотнее уселся бы с сигаретой в зубах на низкой каменной ограде в двух домах от нашего)? Должно быть, она не нашла никакого ответа и не пришла ни к чему, кроме псевдо-глубокомысленных сентенций о роли природы в большом городе и о том, что в недрах земли мусор превращается в перегной.

— Я не всегда думаю о себе, — ответил я наконец.

— Почему ты так уверен?

Уверенности не было, в меня просто стреляли.

— Иногда я думаю о тебе, — сказал я с чувством.

— Да перестань, — буркнула Изабель таким тоном, как будто собиралась соврать учителю физкультуры, что не может идти на урок, потому что у нее месячные. — Почему ты никогда не догадываешься, что человек имеет в виду? Почему тебе вечно нужно все разжевывать?

— Может, потому что мозгов не хватает?

— Не пытайся острить. Меня от этого тошнит.

— Так в чем же дело?

— Ничего особенного, поэтому я сразу тебе ответила, что все нормально, я просто расстроена.

Я был готов исследовать прошлое в поисках неведомого злосчастного события, но, как выяснилось, мне не имело смысла погружаться в минувшее дальше, чем на десять минут назад.

— Не хочешь выйти прогуляться? — спросила меня Изабель, и это был последний вопрос, который она задала на понятном для нас обоих языке.

— Нет, — ответил я и покашлял, чтобы прочистить горло.

В комнате повисло молчание. Только птицы щебетали в саду, да вдали прогрохотал поезд, прибывающий на станцию "Хаммерсмит", да несколько листьев (десять или двадцать, со всех пяти деревьев, растущих возле дома) спланировали на землю, сорванные порывами влажного западного ветра.

А потом? А потом я ничего не сказал, по наивности решив, что на этом разговор окончен; обычный разговор, к которому, как я надеялся, мы сможем не раз вернуться с той же сердечностью и теплотой.

Я совершил ошибку. Как туповатый полисмен, проходящий мимо трупа подозреваемого, я упустил из виду характерную особенность Изабель, которую должен был заметить, размышляя о ее разрыве с Эндрю О’Салливаном или хотя бы вспоминая ту историю с тараканом, утопшем в португальском ресторане.

Изабель не спрашивала, хочу ли я пойти погулять, а требовала, чтобы я пошел.

Каким образом это требование уместилось всего в несколько слов: "Не хочешь выйти прогуляться?"

То, что казалось вопросом о намерениях другого человека, на самом деле было декларацией ее собственных намерений.

Изабель часто произносила фразы, которые следовало развернуть и надуть, как воздушный шар, чтобы понять их смысл. Удивительно, но она не любила просить о чем-то напрямую, предпочитая замаскировать просьбу общими рассуждениями на нужную тему (к примеру: "Прогулки — чудесный способ убить время") или заговорить с одним человеком о том, чего она в действительности хотела от другого ("Сара, ты сегодня не собираешься пойти погулять?").

В следующие выходные мне пришлось отменить встречу с Изабель из-за неожиданно свалившейся на голову работы.

— Значит, в эти выходные мы уже не увидимся, — протянула она, когда я сказал, что не смогу пообедать с ней в субботу.

Не усвоив предыдущий урок, я мог бы и не заметить, что в ее словах скрыто желание услышать: "Да нет, конечно, увидимся. Мы обязательно что-нибудь придумаем", — и мог бы просто ответить: "Ну да, так получается", — в идиотской манере мужчины, который принимает слова за чистую монету, даже когда его любимая говорит, что хотела бы переспать с другим.

— Ты хочешь переспать с Малькольмом? — в изумлении спросил я, услышав это от Изабель. — Он же далеко не красавец.

— Неважно. Все равно хочу. Не похоже, чтобы жена как следует удовлетворяла его.

— А по-моему, как раз похоже, — задумчиво ответил я, невольно вспоминая, как эти двое смотрятся вместе.

Изабель вздохнула. Я уже знал эти вздохи, означающие, что непонятливость некоторых людей решительно ставит Изабель в тупик. Мне опять не удалось правильно расшифровать ее послание. Она не искала мишень для измены, а всего лишь хотела добиться от меня проявления ревности.