Интимные тайны Советского Союза

Кажется, будто Агранов водил ее рукой. А потом письмо передали в секретариат Сталина, и Агранов поспособствовал, чтобы оно поскорее оказалось на столе у адресата. Реакция последовала незамедлительная. Сталин начертал программную резолюцию, круто изменившую посмертную судьбу Маяковского: «Ежову!.. очень прошу… обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление… Свяжитесь с ней (Брик)… Сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится, я готов». В начале декабря слова Сталина из этой резолюции опубликовала «Правда». Страна услышала сталинскую оценку поэта.

И Маяковский «зазвенел»: его стихи заговорили миллионными тиражами, их «ввели» в школьные программы, ему посвящали литературоведческие исследования. Скоро он стал одним из символов советской эпохи, притягательным для того поколения молодых: «…Читайте, завидуйте! Я – гражданин Советского Союза!»

Со временем публика совсем забыла, а ей и не напоминали, что был и другой Маяковский – певец всепоглощающей страсти. Иногда от тоскливой безысходности, когда Лиля с Осипом занимались любовью, а его, Володю Маяковского, «брутального» мужчину, запирали на кухне. «Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал», – на склоне лет исповедовалась Лиля Юрьевна. Не тогда ли, от бессилия за дверью, выплеснула истерзанная душа:

Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
Перекрестить над вами стеганье одеялово,
Знаю —
   Запахнет шерстью паленой,
И серой издымится мясо дьявола.

Сексуальная тоска гнала его порой из Москвы, туда, на Запад, в Европу, в Америку. И там накатывалось неудержимое:

Нам смешны дозволенного зоны.
Взвод мужей,
   Остолбеней,
      Цинизмом поражен!
Мы целуем
   – беззаконно! —
      над Гудзоном
ваших длинноногих жен.

Все же остался верен Владимир Владимирович классовому чутью, даже в свободной любви.

Но Агранов, втянув Лилю в процесс увековечивания памяти Маяковского, по сути, спас ее от ареста в 1936 году. Вот, что этому предшествовало.

После смерти поэта Лиля скоро сошлась с красным комбригом Виталием Марковичем Примаковым, нередко посещавшим еще их с Володей вечера. Он был крупный военный, и для Лили это оказалась интересная партия. В начале 30-х он обзавелся кооперативной квартирой на Арбате – просторной, в несколько комнат. И Лиля с Осипом (опять с Осипом), покинув Гендриков переулок, переехали к нему. Так и жили втроем – только вместо Володи Маяковского теперь уже Виталий Маркович.

Салонная жизнь продолжалась. Появились новые действующие лица – друзья Примакова, герои Гражданской войны. Тухачевский, Егоров, Уборевич, Якир… Новый 1937 год встречали большой компанией. Лиля придумала маскарад. Тухачевский нарядился бродячим музыкантом и играл на скрипке. Он ведь и неплохой скрипичный мастер был. Примаков выступал как мушкетер, Якир – под личиной короля треф. А Лиля – русалка, распущенные рыжие волосы, ночная рубашка с пришитыми картонными рыбками. На фотографии, оставшейся с того памятного вечера, они живописны, улыбаются, пенится шампанское в бокалах… Веселая новогодняя ночь. Для большинства – последняя. Чувствовали они, что их ждет? В чем грешны были, по мнению властителя?

Ну, конечно, разговоры о безграмотном Ворошилове, туповатом Буденном, о сомнительной политике Сталина, об убийстве Кирова, об этих троцкистско-зиновьевских блоках и начавшихся судебных процессах. В выражениях не стеснялись. Язвительно интеллигентных, но от того еще более разящих. Они-то и выпархивали за пределы этого арбатского салона.

Все участники того новогоднего вечера из военных были арестованы в наступившем году и проходили по делу о так называемом военно-фашистском заговоре. Ежовское НКВД слепило заговор военных достаточно споро, суд оказался еще более скорый. И в июне 1937 года их расстреляли: Лилиного гражданского мужа Примакова, Тухачевского, Якира, Уборевича, Егорова, Корка, Путну, Эйдемана, Фельдмана.

Лилю не тронули. Формально она не была женой Примакова. Правда, это вряд ли остановило бы НКВД. Здесь иное. Аресты продолжались. Подручные Ежова готовили списки новых кандидатов на репрессии, а тот показывал Сталину. Однажды в ряду имен деятелей культуры, а Лиля проходила в НКВД по этой категории, Сталин увидел и ее фамилию. Вычеркнул:

– Не будем трогать жену Маяковского.

Спасибо Агранову. Ведь это он намертво связал ее с именем поэта. И эта связь так весомо прозвучала два года назад в письме вождю. Он и читал его как обращение законной жены.