Интраэлика (СИ)

   -Словоохотливо поражен! - восклицал он, то и дело прикладывая руки к сердцу.

   В этом был плюс, поскольку позитивные эмоции дали ему необходимый заряд, чтобы выдержать утомительный путь. По большому счету он не был приспособлен для долгих прогулок по пересеченной местности.

   Рядом с шатром во множестве горели свечи, и казалось, что мы попали в место, где совершается некое запретное лесное таинство. Для полноты картины не хватало только молящихся, этаких болезненных культистов с неясными мотивами.

   Зная Подбодрилла, я ожидал увидеть что-то подобное тому, с чем мы столкнулись у Эскапады, а потому был слегка удивлен, и это чувство не было приятным. Я осторожно распахнул полог шатра, вглядываясь в таинственный сумрак, наполненный колыханием теней от потревоженных свечных огоньков. Из-за моей спины долгими и трудными путями добрался торжественный солнечный луч, как метафора новой жизни, и высветил фигуру в самом центре шатра.

   Рилл, в оранжевом халате и смешной шапочке, восседал на аскетичной циновке в позе лотоса. При этом глаза его были открыты и неподвижны, и я увидел в них явные следы недавнего просветления. Я принюхался в поисках источника нирваны и подумал, что, пожалуй, поговорить с ним будет трудновато.

   -Че опять началось-то? - покачал я головой. - Алло, Земля вызывает!

   Казалось, ответа не будет, и глаза, в которые настоятельно бил требовательный луч, оставались широко распахнуты и неподвижны. Но вдруг Рилл, не меняясь в лице, замычал мучительно долгую и нудную ноту. Элифалиэля это скорее напугало, я же, напротив, обрадовался. Все же это была хоть какая-то обратная связь.

   -Есть контакт, - констатировал я. - Думал, мы тебя потеряли.

   -Я приобщен к причинно- следственности, - произнес Рилл.

   -Николай тебя бросила? - догадался я.

   -Да.

   Ох, что война- разлучница творит под небесами, - не мог не отметить я.

   -Поздравляю, - сказал я.- В смысле, сочувствую. А вообще, фиолетово, выбери сам что-нибудь.

   Грустные глаза Подбодрилла на миг сфокусировались на мне, и я решил не отпускать эту тонкую ниточку, связывающую его с тем, что мы называем реальностью.

   -Эй, братан! - воскликнул я нарочито бодро. - Встряхнись! Где твоя маскулинность, где тестостерон? Как же наш броманс?

   -А вот это, - вздохнул Рилл, - и есть суть моих возвышенных размышлений. Надеюсь и вас приобщить, ибо испытываю нужду в преданных неофитах.

   -Я что-то не понял. Глянь на эльфа. Чувак скоро загнется от своих порочных привычек, и-то выглядит поживее тебя. Элифалиэль, скажи?

   -Побуждаем одинаково выразить незамысловато превосходно, - отвечал эльф, глядя на меня с некоторым осуждением.

   -Вот ты как-то хреново меня поддерживаешь.

   Рилл вдруг поднял руки, распустив широкие рукава, словно крылья какой-нибудь диковинной, уродливой ядовито- оранжевой бабочки.

   -Я знаю, зачем вы пришли, - сообщил он со смехотворной уверенностью.

   Мне даже интересно стало. До каких таких чудесных торчковых прозрений он намедитировался? Чтобы не нагрубить и не спугнуть ненароком, я лишь вопросительно поднял брови.

   -Я вижу, что вы жаждете постигнуть великую истину, открывшуюся мне после мучительных и благородных исканий. Я приветствую вас, мои братья, на этом трудном пути, и в своей обретенной мудрости готов поделиться с вами плодами моих незримых озарений.

   -Я тебя сожгу нахрен! - теперь я действительно разозлился. Это был совсем не тот боевой товарищ, которого я знал прежде, и за это я был зол на него, на город, где мы застряли вместо того, чтобы двигаться и развиваться, на всю нашу затянувшуюся войну, которая делает с людьми такое. - Мы совсем не за этим пришли, и здесь ты малость обосрался.

   Рилл остался невозмутим.

   -Да, - просветленно сказал он, - и я мог бы язвить или злиться, или обратить все в шутку. Иными словами, оставаться в рамках заявленного образа. Но никто, кроме меня не знает, какой я на самом деле. И порой в жизни наступают моменты, когда мы должны сорвать маски. Здесь-то и кроется ответ на все наши животрепещущие вопросы, пусть даже ты и не осознаешь само их существование. Но это то, что гложет тебя и всех нас неясной болью, невыразимой тоской.

   -Рилл, сука, это ты? - с полным на то основанием позволил себе усомниться я. - Не узнаю тебя в гриме.

   Подбодрилл только усмехнулся.

   -Слушайте мою истину, - обрек он нас.

   Хотелось бы сказать, что тут на нас снизошло великое откровение, и мы пережили подлинный, ничем не замутненный катарсис, но не скажу. Рилл оказался довольно невнятным и нудным пророком, и из всего послания я понял только то, что ему обидно и больно.

   -Посмотрите на нашу жизнь, - вещал он. - Мы загнаны в рамки условностей и штампов, мы словно бы из картона. Нет ни духовной эволюции, ни сопереживания. Но кто загнал нас в эти жесткие рамки?

   Мне не хотелось отвечать, но пришлось, потому что он явно ждал ответа.

   -Ясен пень, - сказал я, с трудом подавив зевок, - наш вождь.