Интриганка, или Бойтесь женщину с вечной улыбкой

— Тогда давай работать в одной команде, и прочь все недоразумения. Ты же знаешь, что на мне много всего навешано. Помимо табачной фабрики, я занимаюсь газетой, которая уже дает ощутимые прибыли и пользуется покупательским спросом. Чем большей популярностью она будет пользоваться, тем лучше для нашей же фабрики. Последняя страница газеты отдана под рекламу нашей табачной продукции, и это большой плюс. Помимо всего этого, в последнее время я тащу на себе весь бизнес своего мужа. Мне приходится нелегко. Я очень мало сплю и выгляжу довольно изможденной и усталой женщиной.

— Ты выглядишь потрясающе.

— Ты мне льстишь.

— Совсем нет. Я говорю так, как есть. Кстати, как здоровье Майкла?

— Паршиво. В последнее время он чувствует себя все хуже и хуже.

— Что говорят врачи?

— Сердечная недостаточность. Я стараюсь его от всего освободить.

Джек отодвинул от себя пустую чашку и заговорил дружелюбным голосом:

— Ника, извини. Сам не знаю, что на меня нашло. Это просто нервы.

— Ничего страшного.

— Понимаешь, я слишком тебя уважаю. Я черт-те сколько лет проторчал на этой фабрике, но не сделал для нее и сотой доли того, что за короткий срок сделала ты. Мне показалось, что я здесь больше не нужен, что во мне нет необходимости.

— Ерунда. Ты здесь очень нужен, и тут нет только моих достижений, они наши общие. Понимаешь, общие. Просто у тебя не было инвестиций и тебе неоткуда было их взять. Фактически фабрика была убыточной. Мне удалось уговорить мужа предоставить нам инвестиции. Без них мы бы не выкарабкались.

— Дело не только в инвестициях, хотя без них ничего не сдвинулось бы с места. Дело в твоей стратегии, в твоем правильном подходе к делу. За все эти годы я привык управлять остальными, дергая других, словно кукол за веревочки, но на этот раз появилась женщина, которая поймала на удочку меня самого.

— Джек, не говори глупостей. Я хочу услышать от тебя еще раз, что ты остаешься.

— Я остаюсь и хочу, чтобы, когда я умру, вынос моего тела произошел тоже с фабрики. Я хочу, чтобы вместо цветов мой гроб был полон табака, а на моей груди была табличка с рекламой нашей продукции, чтобы все пришедшие провожать меня в последний путь люди выкурили хотя бы по одной сигарете, которые мои производим, смотрели на мое тело и наслаждались табачным дымом.

Мы оба рассмеялись, но тут рядом со мной отчаянно зазвонил телефон.

— Джек, нам еще рано думать о смерти, — быстро произнесла я и сняла трубку.

В трубке раздался голос нашей домработницы, которая в спешке поведала мне о том, что Майкл стал чувствовать себя еще хуже. Повесив трубку, я побледнела и кинулась к своему пальто.

— Ника, что случилось?

— Майклу совсем плохо. Вызвали «Скорую». Извини.

— Тебя отвезти?

— Я сама.

— Обязательно позвони и сообщи, как Майкл.

— Хорошо.

Я не помню, как неслась домой и на какой скорости ехала. Майкл всегда настаивал на том, чтобы меня возил водитель, потому что мое лихачество всегда его настораживало и огорчало. Я отказалась от водителя и пообещала вести себя за рулем как можно более благоразумно. Но сейчас был совсем не тот момент. Я действительно переживала за Майкла и знала, что в самые трудные минуты его жизни я должна быть рядом. Когда я вбежала в дом, то увидела, что прямо на полу гостиной в окружении домработницы и врачей лежит мой муж. Его лицо как-то странно перекосилось. Один глаз был закрыт, а другой открыт, но смотрел куда-то мимо меня.

Не снимая пальто, я попыталась растолкать сидящих рядом с ним врачей и закричала:

— Майкл? Майкл, ты жив?

— Вы нам мешаете, — холодно ответил американец, вводивший Майклу какой-то укол.

— Но я его жена!

— Не кричите мне в ухо. Я это понял. Вы мешаете мне работать. Если я делаю человеку укол, значит, он жив.

Отсутствие у американцев эмоциональности всегда меня убивало, и все же я старалась принимать это как данность, но на этот раз не смогла сдержаться и громко заплакала.

— Я вас умоляю, спасите его. Я вас умоляю. Что с ним?

— У него инсульт.

— Что?

— У него инсульт. И даже если он выживет, по всей вероятности, станет калекой.

Майкл пытался что-то сказать, но не мог, вместо слов получались какие-то бессвязные звуки. Его лицо было сильно перекошено, и от этого я еще больше ощущала надвигающийся на меня ужас.

* * *

ОДНА ИЗ ЗАПИСЕЙ В ДНЕВНИКЕ:

"Дорогой и любимый дневник, здравствуй! Божьими молитвами Майкл остался жив. Приговор врачей был слишком беспощадным. Мой муж никогда не сможет встать, говорить и даже меня обнять. Но я достойно его приняла и, несмотря на все прогнозы врачей, надеюсь на лучшее. Я не хочу верить в то, что Майкл навсегда останется беспомощным. Я верю, что придет время, и он обязательно зашевелит рукой или ногой, да что там зашевелит… Мы с ним обязательно станцуем. И ничего страшного, что он даже не может повернуть языком. Ему не нужно говорить, потому что я смогу все прочитать в его глазах. А его глаза… Его глаза постоянно молят меня о том, чтобы я забрала у него жизнь и прекратила его мучения. Но я не могу. Я не могу сделать это, пока верю в его выздоровление. Не могу.