Остаток выходного дня Нюра провела в раздумьях и, понимая, что ей одной с организацией новой партии не справиться, перебирала знакомых в поисках помощника. Остановилась наконец на кандидатуре Афанасия (в быту Фоня), который работал у них в магазине грузчиком. «Во-первых, мужик он крепкий, вон какие ящики таскает, – размышляла она, оценивая все его плюсы и минусы. – Во-вторых, ловкий – на той неделе вынес две банки черной икры, а когда остаток пересчитали, оказалось, что в ящике две лишние. Ну и, наконец, стойкий. К нему потом всем магазином приставали – расскажи и расскажи, как сделал, – а он в несознанку. Пытали даже: привязали к стулу, связали руки и ноги и поставили стакан водки перед носом. Все равно молчал. Только прорычал сквозь стиснутые зубы: «Садисты, мать вашу!..» Нюра потом сама сообразила: рассовал часть икры из новой партии в пустые старые банки, просто с пьяных глаз в счете ошибся, вместо двух в четыре рассовал, но мужеством его восхитилась.
К минусам Афанасия Нюра, естественно, отнесла его чрезмерную привязанность к крепким напиткам (не из ханжества, а исключительно как руководитель партии) и некоторое косноязычие, которое, впрочем, исчезало само собой после первого стакана.
Плюсы перевешивали. И в обед Нюра зазвала Афанасия в подсобку.
– Давай, только по-быстрому, – сказал Фоня, привыкший к тому, что продавщицы звали его в подсобку с конкретной целью, и снял халат. – А то меня там кореша ждут.
– Оденься, – осадила его Нюра. – Я не для отдыха, а по делу.
– Какие еще дела в обед? – удивился Афанасий, но присел на решетчатый ящик.
– Узнаешь – обалдеешь! – Нюра изложила ему свои соображения о создании новой политической силы. – Ну, что ты об этом думаешь?
– Разве такие вещи на сухую голову думают?
– Рэкетир хренов! – возмутилась Нюра. – С тобой о серьезном, а ты?!..
– Обед же, – почему-то обиделся Афанасий.
Нюра ждала такую реакцию Фони и достала со стеллажа бутылку водки, хлеб, соль и пучок зеленого лука, предусмотрительно заготовленные с утра.
– Держи!
– Другой закуси взять не могла? – возмутился Фоня. – Ладно, уже пошутить нельзя, – добавил он, заметив попытку Нюры вернуть бутылку на стеллаж. – Сама-то будешь?
– Чуть-чуть, я же на работе.
– А я где? – Афанасий достал из кармана граненый стакан, протер полой халата, плеснул немного водки и протянул его Нюре. – Ну, поехали!
И пока Нюра, оттопырив мизинец, пила зелье маленькими глоточками, Афанасий опорожнил весь остаток прямо из горла.
– Крепости маловато, – проговорил он, жуя лук. – Градусов пятнадцати не хватает. Это все Менделеев, мать его! Решил, что народу сорока градусов достаточно. Сам небось покрепче для себя гнал. – Голос Афанасия стал звонким, глаза заблестели, и он, вытряхивая в рот из бутылки последние капли, продолжил: – Умники, Нюрка, они только об себе заботятся.
– Я тебе, ирод, пятьдесят пять рублей споила не затем, чтобы разные философии слушать, – прервала его монолог Нюра. – Ты давай по существу!
– И по существу скажу. – Фоня утер рот той же полой халата. – Дело может оказаться стоящим, хотя затеяла ты его не по сердцу, а лишь в пику своей соседке. Нужно только прикинуть нос к носу, за кого мы будем, за власть или наоборот?
– А ты как считаешь?
– За власть. С властью всегда выгодней. Ты только глянь, как жируют, кто с властью ручкается.
– Я выгоды не ищу!
– Тады нам не по дороге, тады ищи себе другого подельника.
– Ну, ладно, пускай за власть, – согласилась Нюра, сообразив, что Афанасий насчет выгоды прав. – Как будем действовать?
– Это как два пальца об асфальт. Ты мне сейчас дашь на пару пузырей, а я тебе сразу шесть своих корешей в партию запишу, только к пивбару сбегаю.
– Два пузыря – это больше ста рублей! Где я тебе столько денег возьму, ирод?!
– В лифчике, – ухмыльнулся Фоня. – К концу дня с покупателей все вернешь, – деловито продолжил он. – Учить тебя, что ли!
– Может, все-таки на одну или на две красного? – Нюре до слез жалко было тратить на алкашей кровно заработанные деньги, и она попыталась поторговаться. – Им же хватит.
– Не жмись, – сурово сказал Фоня. – Большое дело завариваем.
– Отвернись, вымогатель! – скомандовала Нюра и полезла лифчик. Не потому, что стеснялась Афанасия, он ее и вовсе без всего видел, но чтобы не высмотрел, сколько там денег. Ведь вызнал же, паразит, где она их держит, а если и сумму поймет, то уж двумя бутылками ей точно не обойтись!
Нюра тщательно пересчитала рубли, затем добавила из кошелька мелкие и выдала ровно на две, тютелька в тютельку, ни копейкой больше.
– Жди, я скоро! – пообещал Афанасий и исчез.
Вернулся он через двое суток. Правда, не с пустыми руками: торжественно вручил Нюре клочок оберточной бумаги, на котором корявым почерком было выписано шесть фамилий и адреса. От бумаги несло чесноком и еще чем-то резким и незнакомым.
– Ты что в нее заворачивал? – поинтересовалась Нюра, принюхавшись.