— Мы были друг у друга, и поначалу мы с Адди знали только, что без отца маме безопаснее, а раз ей было хорошо, то и нам тоже. Когда мы поняли, что существует нечто большее, мы уже уяснили, что это ничего для нас не значит, потому что вместе мы оставались счастливыми. А потом она умерла, и, честное слово, Джонни, впервые после побега от отца, я была несчастна.
Его глаза опустились, он отодвинул мое вино в сторону и притянул мою руку к себе.
На мне снова был мамин браслет.
— Он дешевый, — прошептала я.
Джонни не поднял глаз.
— Мы с Адди покупали ей подвески на каждый день рождения, используя часть накопленных денег, которые бабушка посылала на наши дни рождения. Когда мамы не стало, мне достался этот браслет. Адди — два браслета с подвесками «Величайшая мама в мире» и «Мама № 1». Я купила Адди подвеску, когда у нее появился Брукс, и подарила ее вместе с ними.
Его палец теребил подвеску в виде лошадиной головы.
— Она танцевала с нами в гостиной и каждое воскресенье пыталась выкроить время для вечернего ухода за лицом, с помощью масок из меда и овсянки, и водила нас смотреть на звезды. Она превращала в игру стирку белья в прачечной, очень хорошо скрывала те времена, когда приходила арендная плата, а ее зарплаты не хватало, и мы были на мели. Она была солнечным и лунным светом, медом, песней и любовью. И она была у меня какое-то время, а потом Богу понадобилось призвать ее, поэтому мне пришлось ее отпустить.
Его глаза обратились ко мне, и в них читалась боль — боль за меня. И она проникала глубоко внутрь меня.
И поселилась там.
И я хотела ее.
Мне она была нужна.
Это был клад.
— Она была сделана из железа, — прошептала я. — Железа, стали, гранита и всего прочного, окутанного в перья, гусиный пух, шерстку котенка и все мягкое. Она была самым драгоценным подарком, который я когда-либо получала, и будет им до тех пор, пока у меня не появятся собственные дети.
— Замолчи, — грубо приказал он.
Я замолчала.
— Я не могу стереть это, — заявил он, и кровь запела в моих венах. — Не могу сделать это лучше.
О, боже.
— Джонни…
— Мы ведем войны из-за земли, нефти и эгоизма, когда должны вести войны против мужчин, которые заставляют женщин жить такой жизнью со своими детьми.
— Мы были счастливы, — напомнила я ему.
— Вы могла бы быть счастливее, — возразил он.
Я снова замолчала.
Джонни не нарушал молчания, поэтому я спросила:
— Ты уже закончил узнавать меня?
— На данный момент? — выпалил он. — Да. Закончил? Ни в коем случае.
Моя кровь воспламенилась.
— Ты… эм… хочешь поговорить о своей маме? — осторожно спросила я.
— Она ушла, когда мне было пять, Тоби — три. Он ее не помнит. Я помню. Она была удивительно красива. И до глубины души эгоистична. С тех пор я ее не видел. Отец тоже. Он так и не смог забыть ее. Я ненавижу, что она причинила ему столько боли, но ее уход означал, что у нас с Тоби появилась Марго, так что, думаю, у нас все было лучше, чем могло бы быть. Вот и вся история.
— Очень кратко, — осторожно заметила я.
— Зато точно описывает ее пребывание в статусе матери.
— Милый, — пробормотала я.
— Я не скучаю по ней и не думаю, что ее отсутствие заставило меня упустить что-то. Я не чувствую потери. У меня был папа, и он был отличным отцом. Лучшим. У меня была Марго. Дэйв. Тоби. Тоби дикий, но не потому, что он скучал по маме или вел себя так, потому что не знал причины того, что ей насрать на нас, и она даже ни разу не захотела нас увидеть. Да и папа его не баловал, и, видит Бог, Марго тоже. Никто не сказал бы этого ему в лицо, но мы все так думаем. Он получил частичку ее. Но у него также многое от отца, и, хотя он еще не нашел свой путь, он его найдет.
— Надеюсь на это, — тихо сказала я.
— Он найдет, — повторил он.
— Где он сейчас?
— Руководит рыболовами на Флорида-Кис? — спросил он, будто я могла ему ответить. — Тренируется стать рейнджером на Аляске? — задал он еще один вопрос, на который я не могла ответить. — Работает летным инструктором в Фениксе? Кто, черт возьми, знает?
— Он умеет летать на самолетах?
— Тоби может все, что угодно.
— Но умеет ли он, ну… на самом деле летать на самолетах?
— Да. И свободно говорит по-немецки, потому что после ухода матери, он больше находился с бабушкой, пока я ходил в детский сад, а вскоре после этого в школу, так что у него было больше времени с ней, и она все время разговаривала с ним на немецком и продолжала это делать до самой смерти. Я бы уже забыл половину слов, если бы не Тоби. Папа тоже говорил на немецком, опять же, заслуга бабушки, так что он также становился мишенью Тоби. Тоби был капитаном футбольной команды, защитником, но его поймали, когда он трахал королеву выпускного бала в раздевалке после большой игры. Тренер выгнал его из команды. Город сошел с ума. Так что, в итоге, его отстранили на две игры. Единственные две игры, которые Мэтлок проиграл в том сезоне. — Джонни сделал паузу, затем сказал: — Золотой мальчик.
Он покачал головой, и всякая боль, которую он мог бы испытать от сказанного далее, исчезла с его печальной, но в то же время восхищенной усмешкой.