Интрижка (СИ)

На одной стороне кровати я увидела свои трусики, на другой — его футболку, спортивные штаны и нашу одежду, сброшенную прошлой ночью.

У меня не было времени полностью одеться, поэтому я перекатилась к одежде, схватила его футболку и натянула ее, одновременно бросаясь вокруг кровати, чтобы схватить трусики.

Я поправляла их на бедрах, когда Джонни вернулся из коридора.

Он подошел прямо к своим штанам, и то, как он взглянул на меня, не избегая встречаться со мной взглядом или игнорируя мое присутствие, — было уже хорошим знаком.

Он схватил штаны и, нацепив их, спросил:

— Любишь яичницу с беконом?

— Моя мама была веганкой.

Он остановился в процессе завязывания шнурка на поясе и уставился на меня.

Его волосы теперь еще больше растрепались, падали на лоб и почти закрывали глаза.

Взъерошенный вид делал его еще более красивым, чем раньше, особенно, когда я точно знала, отчего он так выглядел, более того, принимала в этом непосредственное участие.

— Я — нет, — продолжила я.

Он по-прежнему пристально смотрел на меня.

— То есть, не веганка. Я пыталась. Примерно семь раз. У нас с вегетарианством не срослось. Так что, э-м… да. Я люблю яичницу с беконом.

Он медленно закончил завязывать шнурок на штанах и спросил:

— За всей этой информацией стоит какая-то история?

— Нет, только мама была не просто веганкой. А воинствующей веганкой, — пояснила я.

— А-а, — вот и все, что он сказал в ответ, но сделал это, кивнув.

— И моя сестра была вегетарианкой много лет, пока не встретила парня, который думал, что это глупо, и познакомил ее с чизбургерами. — Я пожала плечами. — Остальное — история. Я уже давно была безнадежна, но мама так и не смогла смириться с этим.

Я все болтала, в основном, потому, что была вне себя от облегчения, что он спросил меня, люблю ли я яичницу с беконом, а это означало, что как бы странно я себя ни почувствовала после того, как мы закончили, он не собирался просить меня снять его футболку и надеть мою одежду, чтобы отвезти обратно в город и избавиться от меня.

— Не уверен, что в этом доме есть овощи, если не считать упаковки замороженной кукурузы, — сообщил он.

Я не могла удержаться от встревоженного взгляда.

Джонни, конечно, не упустил его, и весь холод, который оставался во мне от странного чувства, когда он оставил меня в постели, растаял, когда он расхохотался.

Я слышала его смешки. Они были гортанными, насыщенными и прекрасными.

Но его смех был в тысячу раз лучше.

Но все же в нем слышалось нечто такое, что звучало…

Подзабытым.

— Я принесу кружки, — объявила я, чтобы не сделать что-нибудь глупое, например, смотреть, как он смеется, как одурманенный подросток, увидевший свою первую влюбленность на концерте бойбэнда.

Я повернулась к дверям, но обернулась, когда он позвал:

— Из.

Наши глаза встретились.

— Ты ешь много овощей? — спросил он.

— Тарелка на три четверти должна состоять из овощей.

— Она ест много овощей, — пробормотал он с белозубой улыбкой.

— Мне очень нужен кофе, — выпалила я.

— Тогда возьми наши кружки, детка. Я займусь завтраком.

И направился в сторону кухни.

Я двинулась к балкону.

Когда я вернулась с кружками, Джонни стоял у плиты, но я знала, что он слышал, как я вошла, потому что приказал плите:

— Вылей это, налей свежий.

В его кружке оставался, возможно, последний глоток. К своей я даже не притронулась.

— Я подогрею свой, — сказала я.

— Вылей, — ответил он.

— Все в порядке. Я все время пью такой кофе.

И это правда. Я подогревала остывший кофе. Я творчески подходила к использованию остатков еды. Переворачивала бутылочки с лосьоном, чтобы добраться до последней капли.

Я не любила переводить добро впустую, отчасти потому, что была защитницей окружающей среды, но, в основном, потому, что росла, питаясь сыром, купленным на пособие от государства. Когда у вас мало средств к существованию, вы никогда не тратите впустую то, что имеете.

— Он стоял снаружи почти час, — заявил он.

— Он все еще вкусный, — возразила я.

Увидев у кухонного островка современную встроенную микроволновую печь, я побрела на кухню.

По пути туда я внезапно остановилась, потому что у меня в руках больше не было кружек.

Я наблюдала, как Джонни направился к раковине и вылил обе кружки. Он сполоснул их, стряхнул, а затем подошел к кофеварке.

— С чем ты пьешь? — спросил он.

— Только со сливками.

— Чуть-чуть, много или что-то среднее?

— Чуть-чуть, — ответила я.

Он налил кофе, пока я наблюдала. Затем повернулся и поставил обе кружки у плиты. После чего снова повернулся, подошел ко мне, положил руки мне на талию и развернул меня. Мне пришлось сдержать удивленный возглас, когда он поднял меня (даже без малейшего усилия) и посадил на стойку рядом с кружками, но сам встал у плиты, где на сковороде уже жарились полоски бекона.

Как только он усадил меня, схватил мою чашку и протянул ее мне.

Затем взял свою, сделал глоток и поставил обратно на столешницу. Подойдя к ящику стола, достал вилку и вернулся к сковороде, чтобы перевернуть бекон.

Я предположила, что моя роль заключалась лишь в поглощении свежего кофе.

Поэтому, сидя на столешнице, пока Джонни готовил, я составляла ему компанию.