Иззи держала свою тарелку перед собой, ее глаза, устремленные на него, становились все больше и больше, и на середине разговора он смутно заметил, что она перестала есть. Просто стояла, держа тарелку и уставившись на него. Но ему нужно было успокоить ее, чтобы иметь возможность вместе поговорить с Адди, и тогда обе его девочки смогут выбросить из головы пару тяжелых мыслей.
Проблема заключалась в том, что на протяжении всего разговора, у него перед глазами стояла лишь Из в этом платье и этих туфлях, и в глубине сознания он воображал о том, что сделает с ней в них, поэтому не уделял пристального внимания на то, что ее глаза становились все больше и больше, и она перестала есть.
— Оплачу услуги адвоката, — ответил он на ее вопрос.
— Она не позволит тебе, Джонни.
— Мы поговорим с ней об этом, я изложу суть дела, и посмотрим, что она скажет, — сказал он, доедая тост.
— Нет. Серьезно. Она не позволит тебе этого, — повторила Иззи.
— Если она откажется, тогда я предоставлю ей беспроцентный заем. Мы можем установить удобный для нее график платежей. И ей не нужно будет беспокоиться об этой проблеме.
— С этим вариантом тоже могут возникнуть проблемы, — ответила Иззи.
Он взял последний ломтик бекона и сказал:
— Вот тут-то в игру вступаешь ты.
— Я не очень преуспела в уговорах Адди делать то, чего она не хочет. Например, я говорила ей порвать с Перри примерно семьсот десять раз, прежде чем он попросил ее выйти за него замуж. И умоляла девятьсот десять раз не выходить за него замуж. Сам видел, что из этого вышло.
— Давай попробуем, — предложил он.
— Ты владеешь другой недвижимостью?
По внезапной смене темы Джонни догадался, что они попробуют, поэтому кивнул, прожевал последний кусочек бекона и поставил тарелку в раковину, чтобы залить ее водой.
— Во множественном числе? — спросила она странно сдавленным голосом.
Не видя ее в сексуальном образе деловой женщины, разум Джонни вернулся в настоящее, и он медленно повернулся к ней, наконец-то, увидев, что она стоит с тарелкой недоеденной еды, поднятой перед ней.
— Да, — подтвердил он, удивляясь, почему она смотрела на него так, будто у него выросла вторая голова, и, не зная, остаться ли ей на месте или, закричав, в ужасе броситься бежать так быстро, как только возможно.
— Сколько? — спросила она.
— Два дома. Точнее, три, если считать мельницу. Вообще-то, четыре, но это больше похоже на три с половиной, так как хижина принадлежит нам с Тоби. Тем не менее, мы поделили дома. Он получил хижину. А я мельницу. Так что, на самом деле она его. Но он постоянно отсутствует, поэтому всякий раз, когда мне нужно, я езжу в хижину.
— В хижину?
— Рыбацкая хижина, которой мы владеем на озере Шанти Холлоу.
— Настоящая хижина?
— В некотором смысле.
— Как хижина может быть в некотором смысле?
— Последние сорок пять лет за ней присматривали только мужчины.
— И какой же смысл придает это хижине?
— Она в тысячу триста квадратных футов, — пояснил он.
Она посмотрела в свою тарелку, но вилку не взяла.
— Иззи, что с тобой?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Насколько ты богат?
По какой-то причине ответ на этот вопрос, казалось, был неправильный, и он не был тем ответом, который любая знакомая ему женщина, сочла бы неправильным.
— Все относительно, — уклончиво сказал Джонни.
— Я уже знаю, что у тебя не так много автомастерских, как у ««Circle K»», — ответила она.
— У меня есть деньги.
Она вдруг огляделась. Оценила обстановку.
И ее взгляд упал на его обеденный стол.
— Детка, не хочешь сказать, почему это кажется для тебя проблемой?
Ее пристальный взгляд вернулся к нему.
— Дедушка со стороны отца погиб в результате несчастного случая на охоте, когда моему папе было семнадцать. Он унаследовал пятнадцать скобяных магазинов. Он ими не управлял. Даже не работал ни в одном из них. Он был музыкантом. Собирался стать более знаменитым, чем Джонни Кэш. Но все же брал чеки, которые ему присылал тот, кто их выписывал.
Джонни почувствовал, как внутри у него все похолодело.
— Твой отец богат? — спросил он.
— Да.
— Твой отец богат, — на этот раз это прозвучало как утверждение.
— Когда я была маленькой, у нас был огромный дом. Это единственный раз, пока мы не выросли и не разъехались, когда у нас с Адди были свои комнаты. Иногда мы все жили в одной комнате, а мама спала на диване.
Джонни не мог поразмыслить над услышанным.
Не в данный момент.
Он не мог отвлекаться.
— У твоего отца есть деньги, — теперь он рычал.
— Д-да, — пробормотала Иззи, внезапно замерев и уставившись на него, не так, будто у него выросло две головы, а как на гремучую змею, готовую нанести удар.
И он был этой змеей.
Сделав к ней два шага, Джонни вырвал тарелку у нее из рук и швырнул ее в раковину, где она от удара разлетелась, брызнув осколками керамики, ломтиками бекона и кусочками яичницы.
Рейнджер, сидевший рядом с Иззи, пока она ела, вскочил на все четыре лапы, отступил на два шага и залаял.
— Джонни, — прошептала она.
Он повернулся к ней.
— Твои сандалии были из пластика, — выдавил он.
— Что? — тихо спросила она.