Интро Канарейки (СИ)

С груди вырывается тихий стон, и я слышу ответный рык, срывающийся мне в губы. Его руки спускаются ниже, со свойственной ему животной дикостью, несдержанно разводят полы халата и накрывают чувственное тело. Грубая, шершавая кожа нежно обводит ореолы сосков и его горячее дыхание опускается от лица к шее, ключицам, груди, покрывая следы мурашками. Сегодня он не такой, как всегда… Раньше казалось, Господин следил за каждым движением, наблюдая за моей реакцией, каждое действие было осмысленным, расчётным, подкупающим неопытную девочку односторонней опытностью… Сейчас кажется, что наружу вырвалось нечто дикое, необузданное, и, если это возможно, такой Хозяин вызывал у меня ещё большую бурю эмоций, чем прежний. Не хочу, чтобы он останавливался. Ведь мне эта дикость нужна не меньше! Запускаю в черные растрёпанные волосы пальцы, и сжимаю их, требуя продолжения. Он блеснул по мне невиданной ранее искрой во взгляде и одним рывком развел в сторону ноги. Провел дорожку с поцелуев, чередующихся с почти болезненными покусываниями, от истерзанных ласками полушарий до живота, и ниже, до изнывающего под тонким шелком трусиков, лобка. Чувственная плоть, желающая большей ласки, податливо увлажняется, откликаясь на каждое касание Хозяина и благодарно сокращается под сладкими губами. В моих неконтролируемых стонах утонула вечерняя тишина… И, ощущая мою готовность, дикий зверь срывает ткань, ставшую единственной преградой между нынешним состоянием и пиком наслаждения, и накрывает пульсирующий клитор языком. Нескольких интенсивных движений становится достаточно, чтобы я забилась в желанных судорогах оргазма, и мягко упала на твердое, широкое плечо, растекаясь, как пломбир на солнце. Но для Господина это лишь начало… Он ловко расстегнул ширинку, сковавшую твердый, налитый член, и одним уверенным, нетерпеливым движением заполнил собою пустоту в сочащейся соками промежности.

Движения неудержимые, быстрые. Раз за разом он входит в меня на всю длину, балансируя на грани боли от проникновения в, недавно лишённую девственности, киску, и удовольствия, возносящего на новые волны экстаза… Всё как в бреду… Наши, покрытые испариной, тела… Аромат взаимного наслаждения, смешанный с металлическим запахом крови и сигарет… Несдержанные стоны… Всё, как одно мгновение, и лишь легкое жжение между ног говорит о том, что наше соитие длилось дольше, чем кажется.

Сил не осталось… И, даже при большом желании, я, наверное, не смогу идти на дрожащих, непослушных ногах. Будто зная это, Господин бережно берет меня на руки, словно маленького, сонного котенка, зарывается носом в источающие запах ванили, волосы, укутывает в махровый халат и несет в сторону своей спальни. Почти дремлю, хоть и пытаюсь отогнать усталость. Ничего не поделаешь, в его руках мне так тепло и спокойно, что забыться слишком просто. Но, он что-то шепчет, и я пытаюсь вслушаться в тихое мурлыканье неожиданно мягкого голоса…

— Прости меня, девочка… Прости, что так долго ты была одна… Прости, что не забрал тебя раньше с того ужасного места! Теперь ты под моей защитой, и никто не причинит тебе боль…

Интересно, снилось ли мне это? Тогда, это по истине прекрасный сон…

Утро восемнадцатилетия

Никита

С каждым разом понимаю, что просыпаться, обнимая эту девушку, истинное наслаждение… Открывая глаза, видеть мирно сопящее, ангельское личико на своем плече… Эти длинные ресницы, нежный румянец на гладкой коже. Шелковые кудри, разбросанные по подушке, сладкое тело, близость которого накрывает новой волной звериной похоти… Но мне не хочется тревожить чуткий сон, пережившей столь многое, птички. Прижимаю ее крепче, вдыхаю до одури сладкий запах ванили, смешанный с личным ароматом Канарейки. Мягко касаюсь губами виска… Невольно всплывают образы увиденного в приюте. Это разбитое здание, нечеловеческие условия, вонь этой их похлёбки, и худощавые, побитые жизнью безродные, с аппетитом глотающие мерзкое пойло… Ну и, конечно, пьяная рожа их "Хозяина", чей гнусный лик я так искусно подправил гематомами. Да, этой твари не помешает немного остыть в холодном подвале… Хорошо хотя бы характера у него маловато. До смерти испугавшись, и тело Одиннадцатой сказал, где найти, и послушно переписал приют на мое имя. Будет малышке сюрприз к празднику…

Дав ещё недолго насладиться мирным выражением лица, окутанным лучами солнца, куколка открыла глаза, и нежно посмотрела на меня. Действительно, мог ли я знать, сколько для меня будут значить эти рассветы?

— Доброе утро… — улыбнулся со всей присущей зверю искренностью, и сгреб девочку в охапку, не позволяя прийти в себя после сна. Накрыл пухлые губки поцелуем, и она смущённо прикрыла глаза, при этом вся краснея, наверное, от воспоминаний о минувшей ночи. — Как спалось?