(Интро)миссия

Уломать Толика не составило особого труда. Встреча под операционной лампой состоялась тотчас же. Толик слегка испугался, увидев, что его пришел трахать сам местный „монарх“. Удивительно всё-таки, как менялась интонация Аликова голоса в зависимости от ситуации! Только что он был грубым и неприступным. О, я готов был ему отдаться за порцию грубых слов! Но он, напротив, был мил и ласков, облизывая мой подарок и залезая на него. Я испугался, что могу стать лишним. Заметив, что акт мужеложства начался и что рот Толика остается открытым, я тотчас восполнил этот пробел. Я кончил первым и решил сменить амплуа на ставшее уже привычным.

Оказывается, у Толика не только рот бездействовал. То, что у него было раза в два меньше, чем у Его Величества, тоже находилось без работы. Пришлось смириться с тем, что во рту осталось слишком много пустого места. Да и оно, впрочем, пустовало недолго. Вскоре его полностью заполнило приятного вкуса бурундучье семя. Там мне уже искать было нечего, и я отправился дальше. Алик уже пошел на третий круг, так и не удосужившись дать Толику хоть немного времени на отдых, уже давно заслуженный и такой необходимый. Я добавил ему еще ведро в его бездонное корыто удовольствий, сделав фантастический флёр. Алик кончил третий раз и накручивал четвертый виток. Толик просил пощады, но нас это лишь раззадоривало. Он опять почти не подавал признаков жизни. Я попросил Алика сбавить обороты. Он пощупал пульс „умирающего“. Поняв, что убийцей еще не стал, он продолжил еще быстрее, положив Толика на пол. Я решил, что впечатлений у парня будет слишком много для первого раза. С трудом я оттащил Алика от жертвы, предоставив взамен Толика себя. От перемены слагаемых конец не изменился, и лишь после шестого раза Алик угомонился. Я же неожиданно почувствовал себя мужчиной. Разбудил Толика и поинтересовался его самочувствием. Со стороны, наверно, это было верхом цинизма. Не получив внятного ответа, я предложил ему снова лечь на живот и пообещал долго не задерживать. Но лишь где-то через час Толик смог вздохнуть полной грудью, не чувствуя на себе хоть и гибкого, но всё же имеющего вес тела. Дождавшись рассвета, я помог ребятам добраться до своих кроваток и, пошатываясь, пошел по стенке к себе.

Утром я заболел. Не знаю, чем, но вставать с постели и выходить в коридор на свидание с опостылевшим полковником не было никакой охоты и возможности. Врачи поняли, что я нахожусь в состоянии, в котором меня лучше не трогать, и дали мне три выходных. Выздоровев, я с ужасом узнал, что Алика ночью увезли в комендатуру. Доигрался! Во время очередного спектакля проломил голову одному из новеньких. Слух об этом не удержался в стенах отделения и добрался до самого начальника госпиталя. Мне ничего не известно о дальнейшей судьбе Алика.

Уже через месяц прошел слух о том, что его отправили „в места не столь отдаленные“. Полковник был мастером замалчивать подобного рода конфузы, но тут ему сделать это не удалось. Думаю, что Алик избежал печальной участи, во всяком случае тогда мне хотелось верить только в это.

Толик не попадался мне на глаза. Заходить к нему я не решался, так как не мог представить его реакцию на мое появление. Встретились мы, как и в первый раз. Совершая вечерний моцион, я увидел, как Толик, заметив меня, свернул в сторону. Он был один, поэтому я и решил его догнать. Испуганные глаза сказали о том, что наша встреча для меня более приятна. Мы стояли и смотрели друг на друга, без слов. Вокруг никого не было. Я взял его за плечи и поцеловал в лоб. Он попытался вырваться, но мои руки еще крепче впились в него. Я пообещал, что на этот раз ничего делать не буду — просто мне интересно, какие остались впечатления от той ночи. Толику было очень плохо — настолько, что он не мог сидеть. Мы превратили его зад в кровоточащий кусок сырого мяса, сами того не заметив. В качестве доказательства он предъявил то, что в ту ночь так притягивало Алика, а потом и меня. В ожидании прощения я бросился ему на шею.

На следующий день Толика увезли туда, откуда он неожиданно приехал. Мне же надоело всё. Хотелось перепрыгнуть госпитальный забор и бежать, бежать, бежать… Всё равно, куда. Лишь бы подальше от этого места! Я был по горло сыт всеми и всем. Стремление убежать очень скоро сменилось желанием спать. Были дни, когда я даже не вставал с постели, даже в туалет не ходил. Когда совсем становилось невмоготу, я пользовался умывальником во время отсутствия или сна соседей. Через пару недель врачам надоело внимать моим капризам. Мне торжественно объявили, что я выздоровел, и велели приготовиться к отъезду. Удивительно, но даже это сообщение, для других равносильное смертному приговору, не возымело никакого эффекта. Мне было всё равно.