(Интро)миссия

Проводы старого, такого шикарного, и встречу неизвестно что таящего в себе нового года я отмечал в казарме, куда меня отпустили на ночь, предварительно взяв слово, что я не упаду в обморок. Обещание я сдержал. Да и зачем портить людям праздник, лишний раз вспоминая „театралку“? Присосавшись к бутылке лимонада, я сидел, внимая бою курантов. Часа в два ночи сержанты оторвали нас от телевизора и отвели баиньки, даже не пожелав спокойной ночи. Впрочем, они всегда забывали это делать. Грубые, аппетитные парни… Они в ту ночь принялись глушить самогон — об этом нетрудно было догадаться, если нос исправно работал. Я лег в свою кровать (родная уже отвыкла от тепла своего хитроумного постояльца) и с удивлением открыл для себя, что у меня новый сосед. Антон поменялся местами с москвичом по имени Вадим. Это существо приглянулось мне еще на Белорусском вокзале и, если бы я знал, что он окажется моим соседом, я б еще там прозондировал почву. Вадик был черненьким, и это существенно отличало его от моих прежних любовников. Стройная и изящная фигурка обличала в нем моего будущего партнера.

Вадим поинтересовался, спокойно ли я сплю, ибо его последний сосед постоянно брыкался. Я ответил утвердительно, не забыв заметить, что мне часто снятся женщины, и я по этому случаю лезу обниматься. Вадик лишь удовлетворенно вздохнул. Или мне так показалось? Разговор перешел на более будничную и менее приятную нам тему. Оказалось, что сержанты сразу невзлюбили Вадика и стали объявлять ему наряды за малейшие проступки, которые они обычно пропускали мимо ушей и глаз. Вадим через день ходил в наряд дневальным по роте, по несколько часов подряд стоял „на тумбочке“ у входа в казарму, а вечером принимался за уборку туалетов. Дежурные по роте из числа сержантов заставляли его тереть „очко“, как ласково и возбуждающе называли они подобие унитазов. Тереть до тех пор, пока, по их выражению, „задница не будет отражаться“. Я был не прочь взглянуть в подобное отражение, но, говоря серьезно, Вадим на самом деле сильно измотался. Он даже отрубился на полуслове.

Поняв, что сон Вадика будет непробудным, я крепко прижался к нему и поцеловал его в рот. Не ощутив никакой реакции, я покрыл поцелуями всё его лицо, после чего решил, что на первый раз вполне достаточно. И это несмотря на мое неимоверное возбуждение! Под сочный мат пьяных сержантов я заснул.

Проснулся ближе к подъему от того, что ощутил упругость и силу эрегированного Вадикова прибора где-то в районе моего копчика. Я был далек от мысли, что это я ему снюсь. Скорее, мне показалось, что всё это происходит во сне. Решив никогда не просыпаться, я подвинулся еще ближе, насколько это было возможно. Наутро меня разбудил всё тот же враз пробуждающий всё живое и даже мертвое голос Антона. На сей раз он раздался где-то вдалеке. Ах, да наплевать мне было на уже ставшего противным старшего сержанта! Блеснув глазами Вадиму, я пожелал ему доброго утра. Он ответил тем же, но без аналогичного блеска. „Ничего, научишься“, — подумал я и стал одеваться.

В санчасти, куда привел меня неопохмеленный сержант Иванов, пахло самогоном и спиртом. Упившийся в доску Юрка спал на моей кровати. Я пожалел его где-то в области души и лег к нему под бочок. Остальные мои сопалатники валялись по всей комнате. Напоминало это больше всего последствия атомного взрыва. Некоторые застыли с выражением испуга на лице, другие — с жалким подобием улыбки, как в детской игре „Замри — отомри“. Врачей в этот день не было, и мы спокойно проспали до вечера. Видимо, пожелав смыть с себя запах перегара, Юрик решил пойти в душевую и, совершенно естественно, потащил туда и меня.

Всё было, как всегда. Юра стонал под моим бременем, после этого я слегка вторил ему, показывая, что и он доставляет мне удовольствие. На самом же деле его медицинская пипетка меня больше не занимала. Я думал о том, кому дарил поцелуи в новогоднюю ночь. Мысли о Вадиме захватили меня целиком. Юркины неуклюжие ласки мне были теперь докучны. Работая в режиме робота, я не переставал думать о бедном Вадике, который снова заступил в наряд — для того, чтобы опять скоблить лезвием унитазы, так возбуждающе именуемые „очком“! Я мысленно был там, в туалете, рядом с товарищем. Неопытный Юрик не заметил ничего странного и упорно продолжал звать меня с собой. И у меня почему-то не находилось причин отказывать. По ночам я звал к себе Вадима — почти вслух. Неужели он не мог догадаться чем-нибудь заболеть? Не догадался…

Я уже начинал выискивать предлог, чтобы отказаться от ежедневной помывки, когда мне объявили о том, что самых больных отправляют на обследование в гарнизонный госпиталь. Я немедленно воздал хвалу Всевышнему и стал собирать в дорогу свои скромные пожитки.