Во-первых, вспомните, что вы любили делать в детстве. Что отвечали на вопрос о том, кем хотите стать, когда вырастете? Конкретный ответ, который вы давали на этот вопрос в детстве, может и не относиться к делу, однако очень важен импульс, лежавший в его основе. Если вы хотели быть пожарным, что это слово означало для вас? Это значит быть хорошим человеком, который спасает людей, попавших в беду? Или храбрецом? Или только водить пожарную машину? Ради чего вы хотели быть танцовщицей? Ради того, чтобы надеть красивый костюм? Или вы жаждали аплодисментов и славы? Или ради чистой радости с быстротой молнии кружиться в танце на сцене? Возможно, в детстве вы лучше знали, кто вы на самом деле.
Во-вторых, обратите внимание, к какому типу работы вы стремитесь. В своей юридической компании я никогда не бралась добровольно за дополнительную работу в рамках моих основных обязанностей, но тратила много времени на работу на общественных началах в некоммерческой женской организации. Кроме того, я была членом нескольких комитетов по вопросам наставничества, обучения и личностного роста молодых юристов, пришедших работать в компанию. Сейчас, как вы можете понять по этой книге, я не занимаюсь активной работой в комитетах. Но тогда меня вдохновляли цели, которые они ставили перед собой.
И последнее, обратите внимание на то, чему вы завидуете. Зависть — это ужасное чувство, но оно говорит правду. Как правило, мы завидуем людям, у которых есть то, чего хотим мы сами. Я узнала о том, чему завидую я, во время встречи выпускников юридического факультета, когда мои бывшие сокурсники стали обсуждать карьеру бывших студентов факультета. Они с восторгом и — да! — с завистью говорили о нашем бывшем товарище, регулярно выступающем в Верховном суде. Сначала я отнеслась к этому критически, но затем великодушно подумала, что его действительно есть с чем поздравить. Однако, по-моему, великодушие ничего мне не стоило, поскольку я не стремилась ни к тому, чтобы представлять дела в Верховном суде, ни к любым другим преимуществам адвокатской практики. Когда же я спросила себя, кому я все-таки завидую, ответ не заставил себя ждать: тем сокурсникам, которые стали писателями или психологами. И сегодня я занимаюсь и тем, и другим.
Однако даже если вы делаете то, что вам не свойственно, ради одного из ключевых личных проектов, не нужно подавлять свой характер слишком упорно или слишком долго. Вспомните о походах в туалет, которые профессор Литтл совершал в перерывах между выступлениями. Такое стремление к уединению свидетельствует о том, что, как ни парадоксально, для того чтобы действовать вопреки своей природе, необходимо как можно чаще оставаться верным себе. Начните с образования как можно большего количества «ниш для восстановления сил» в своей повседневной жизни.
«Ниша для восстановления сил» — этот термин придумал профессор Литтл для обозначения места, куда можно отправиться, когда вы захотите побыть самим собой{10}. Пусть это будет физическое пространство (как, например, тропинка вдоль реки Ришелье) или отрезок времени (скажем, короткий перерыв между деловыми звонками). Может быть, вам придется отменить светские планы на выходные накануне серьезного совещания на работе и вместо этого заняться йогой или медитацией или предпочесть электронное письмо личной встрече. (Даже дамы викторианской эпохи, которым необходимо было всегда быть доступными для общения с подругами и членами семьи, каждый день после обеда удалялись на отдых.)
Вы создаете нишу для восстановления сил, закрывая дверь своего кабинета (если, к счастью, он у вас есть) в перерывах между совещаниями. Такую нишу можно создать даже во время совещания, тщательно выбрав себе место, а также время и способ участия. В своих мемуарах In an Uncertain World («В непредсказуемом мире») Роберт Рубин, министр финансов США при президенте Клинтоне, пишет: «Я всегда любил быть подальше от центра, будь то в Овальном кабинете или в кабинете начальника штаба, где я сидел в конце стола. Мне было комфортнее сидеть хоть на некотором расстоянии: это позволяло мне видеть все, что происходит в кабинете, и делать замечания. Я не беспокоился о том, что меня могут не заметить. Как бы далеко я ни сидел или стоял, всегда можно было просто сказать: «Господин президент, я думаю так, так или вот так»».