В книге собраны выступления ведущих французских психоаналитиков и социологов на семинаре, посвященном проблеме инцеста. Основное внимание уделено определению инцеста в правовом, культурно-историческом и этническом аспектах. Обсуждаются разнообразные формы инцеста, критерии его выделения и его влияние на развитие индивида.
Андре Грин , Анни Бир , Моник Курню-Жанэн , Натали Зальцман , Франсуаза Эритье
Зарубежная психология / Образование и наука18+Жак Андре, Анни Бир, Моник Бидловски, Моник Курню-Жанэн, Андре Грин, Франсуаза Эритье, Натали Зальцман
Инцесты
От редактора
В книгу включены доклады, которые были сделаны в рамках моего семинара (Сент-Анн, 1998–1999).
В соответствии с предложениями участников тексты докладов были отредактированы и в какой-то степени переработаны.
Введение
Ложе Иокасты
Иокаста говорит Эдипу: «Не опасайся гимена матери: многие смертные в своих снах уже не раз делили постель со своей матерью. Кто придает меньше значения таким вещам, тот легче проживает свою жизнь».
Универсальный, как и все явления природы, человеческий запрет на инцест является «основополагающим, означающим завершение перехода от Природы к Культуре». Эти известные слова Леви-Стросса, высказанные им в труде «Элементарные структуры родства» (1949), оставили глубокий след, хотя их торжественность со временем немного поубавилась, прежде всего, потому, что противопоставление Природа/Культура частично утратило свою важность. Природа не является той первичной средой, откуда будто бы появились люди; вероятно, понятие «природа» в неолите[2]
само по себе уже было понятием культурным. И даже в тех случаях, когда это понятие претендует на постижение другой реальности, кроме человеческой, репрезентациям, из которых оно состоит, никогда не удается отделиться от порождающего их восприятия. Когда речь идет об инцесте, картина животного («естественного, натурального») беспорядочного совокупления, которую Леви-Стросс противопоставляет человеческому устройству, сегодня не кажется нам сильно отличной от того, что изображают ранние мифы былых обществ, хорошо исследованных антропологией, в которых кровосмешение является правилом.Сообщества обезьян, писал он, не придерживаются никакой «нормы», а их сексуальность сводится лишь к «связям, оставленным на произвол случайности».
После полувека этологических исследований животные уже не воспринимаются нами такими, как когда-то: не только обезьяны, но и остальные млекопитающие, даже гуси, во всяком случае гуси Лоренца. Рай животной любви, свободной от любого принуждения, был заменен на почти противоположную репрезентацию: систематически отвергаемый «инцест», его запрограммированное избегание, где трудно отличить генетическое от импринтинга. Любопытно, что разрыв между людьми и животными сохраняется, но тем не менее смещается. Картина беспорядочного спаривания животных изменилась от «везде и всегда» к «никогда и нигде»; иногда все же встречается животное, которое отходит от видоспецифического поведения, но в мире животных это не является
То, что Леви-Стросс сформулировал в области антропологии, Лакан внес в область психоанализа: «Наиважнейшим является закон, регулирующий связи, накладывающий правила культуры на законы натуры/ природы и распространяющийся, в частности, и на правила совокупления»[3]
. Можно с уверенностью сказать, что изучение воздействия этого закона на теорию и практику психоанализа еще не закончилось[4], потому что оно вопреки фрейдовской идее указывает на несоответствие бессознательного, которым оперирует антрополог, с тем бессознательным, с которым сталкивается психоанализ: «Не странно ли, – пишет Лакан, – что некий Леви-Стросс полностью захватывает территорию, на которой, согласно Фрейду, царствует бессознательное, настаивая, что структура языка и часть социальных законов регулируют связи и филлиацию?»[5]. Не возвращаясь к недавним дискуссиям[6], в контексте проблематики инцеста достаточно лишь указать на продолжающиеся попытки подчинить аналитическую точку зрения взглядам социальной антропологии.