Инцидент. Сборник рассказов

Олег не помнил, когда ел по-нормальному последний раз. И было удивительно, что сил у него от этой непредвиденной голодовки не становится меньше. Горький пахучий отвар, выпитый утром, волшебным образом укрепил Олега.

– И долго идти? – спустя полчаса задал свой первый вопрос Олег.

– А неуж устал? – оглянулась на него идущая впереди баба Дуся.

– Да нет, – пожал плечами Олег. – Я вот всё спросить у вас не решаюсь…

– Спрашивай. А то чего в молчанку-то играть? Всё веселее.

– Хотел узнать, как так получилось, что вы с моим дедом такими друзьями стали?

– Непростая история, – сказала баба Дуся. – Запутанная. А Платон тебе о своём прошлом ничего не рассказывал?

– Нет. Он всё больше молчал. Всё время будто в мысли свои погружён был.

– То-то я смотрю, ты помолчать тоже любишь. Есть в кого, – заметила баба Дуся.

– Я в беседах с дедом любопытством не отличался. Он любил меня. Я любил его. И этого нам вполне хватало.

– В лесах наших возле Чутков, – начала женщина, осторожно нащупывая шестом известный только ей брод, – партизанили мужики во время войны. Тогда ещё мать моя жива была, а сама-то я – пигалица, шестнадцать годков едва стукнуло. Платон на четыре года меня был постарше. И жил не в нашей деревне, а в соседней, за десять вёрст отсюда, на другой стороне болота. Теперь уж от той деревни и следа не осталось. Когда немцы туда зашли, то Платон в лес подался, чтобы к партизанам прибиться. Связные тогда перестали отчего-то челночить. Но то ли духи лесные его попутали, то ли сам он маху дал, но заблудился и плутал по лесам да болотам недели две, пока совсем из сил не стал выбиваться. А год был сорок четвёртый. Осень уж началась. Немцы-то к тому времени вовсю отступали, а тут застряли какие-то части – оборванные, голодные, злые. Тоже, поди, домой хотелось. То ли задание особое у них было, то ли командиры их бросили – поди теперь разбери. Лютовали сильно. Добрались и до наших Чутков. Партизан искали. В наш с мамой дом нагрянули. Схватили меня – веди, говорят, где тут у вас отряд прячется. А мне-то, девчонке, почём знать? С чего они решили, что я их проведу – это загадка. Я-то болот тогда почти совсем и не знала. Мать только по окраинкам водила меня, и в одно особое место только однажды. А та смотрит на меня и как бы согласие даёт – иди, мол, сама знаешь куда. Вот в это особенное место я тайной тропой фрицев и повела. А они недоверчивые, про Сусанина-то, видать, хорошо знали. Зыркают на меня всю дорогу. Только и слышу – «шнеля, шнеля», «капут». Сама трясусь вся, а дело делаю. К ночи добрались до нужного пятачка. По пути хворосту набрали, костёр развели, который больше дымил, чем грел – боялись, что партизаны заметят и атакуют ночью. Ну… В общем, сам скоро поймёшь, что с дымом в том месте шутить не стоит. Разомлели фрицы. Бугун своё дело знает. А я-то уж к тому привычная. Палку в руки – и назад к мамке. Под утро и наткнулась на Платона. Тот совсем без сил посреди болот будто дерево стоял. И как забрёл туда, сам не помнил. Вывела я его в нашу деревню. Соседнюю-то немцы сожгли. Так он у нас и остался. До поры до времени.

– А немцы-то в болотах что? – поинтересовался Олег.

– А чего за них переживать? Хотя, конечно, тоже не все по своей воле пришли. Как и задумано было, сгинули ко всем чертям. Без опытного проводника назад оттуда пути нет.

– Дед никогда об этом не рассказывал.

– Да не сильно сперва приняли-то его наши, – продолжила баба Дуся. – Партизаны-то из лесов тоже так и не вернулись в деревню. Для болот-то что немец, что поляк, что русский, – все на одно лицо. Может, деревенские думали, что Платон как-то к тому причастен. Но не при делах он был. Сам едва выжил. Вот так мы с ним и сдружились. Полагаю, совестно ему было, что с фрицами повоевать так и не довелось. В деревне-то у себя он самый рукастый был, так в колхозе ещё в сорок втором ему бронь председатель выбил. Хоть и артачился Платон, но против председателя не пошёл, потому как сам понимал, что без него с оставшейся техникой лучше никто не справится. Мужики-то, что с войны живыми вернулись, с подозрением к таким, как Платон, относились. Своей фронтовой мерой мерили. Это уж спустя много лет нравы смягчились. Да Платон особо-то в друзья ни к кому и не просился. Гордый был. В город одно время подался, бабу себе нашёл, ребёночка даже успел заделать – мамку твою. А потом расстроилось у них что-то, разошлись они, и он обратно в Чутки вернулся. Но отношений ни с супругой бывшей, ни с дочкой не прерывал. Доброе у него сердце было и справедливое. Ну вот, пришли мы на место.

Они выбрались на небольшой пригорок, верхняя часть которого оказалась ровной и совершенно плоской. Подковой с трёх сторон его опоясывал невысокий кустарник, весь усыпанный шапками белых соцветий. От них шёл терпкий, чуть сладковатый запах, похожий на аромат перебродившего вина.

– Это и есть бугун? – спросил Олег.

– Он самый, – кивнула головой женщина. – Расстилай возле него солому.