– « Лель пригожий, Надолго ли любовь твоя, не знаю ;Моя любовь до веку и до часу последнего, голубчик сизокрылый!» – процитировала я, – « Снегурочка» это. Сказка про ожившую девушку из снега, пастушка Леля, Мизгиря который бросил свою невесту Купаву, влюбившись в Снегурочку.
– И что было дальше? – Ян поправил венок.
– Грустно все было: Снегурочка влюбилась в Мизгиря и растаяла от страсти, Мизгирь с горя утопился, Купаву Лель спас от позора назвавшись её женихом. Кстати вот мы сейчас с тобой венком обменялись, а это в давние времена считалось помолвкой.
– Ага? –оживился Ян, – то есть, теперь, по твоим древним обычаям, мы обручены?
– Ага, – передразнила я рассмеявшись, – считай муж и жена.
– А я не против, – очень серьезно сказал Ян, – если невозможно пожениться по нашим законам, то пусть мы будем мужем и женой по законам ваших Древних. Ты согласна?
– Аээ, как-то это неожиданно, но да, – я поцеловала его и уже твердо добавила, – Я буду любить тебя в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и бедности.
Про « смерть не разлучит» я добавлять не стала, потому что понимала, после смерти Яна, мои чувства к нему не изменятся. И навряд ли его заменит кто-то другой. За короткое время совместного проживания мы успели « влипнуть» друг в друга настолько, насколько вообще можно себе это представить.
Ян повторил за мной
– Я буду любить тебя, в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и бедности, да, мне нравится такая клятва.
И надел венок обратно мне на голову.
– Теперь можете поцеловать свою невесту, Ярран Рош Экита, – я постаралась за шуткой скрыть смущение.
Целовались мы минут пятнадцать.
Потом завтракали уже остывшей кашей, потом целовались, ели конфеты которые несмотря на обсыпку липли к рукам, и снова целовались. Пили отвар, который тоже уже остыл и был крепким до горечи, и целовались. Потом складывали палатку и вообще упаковывали вещи. И. . . целовались.
Потом все-таки собрались и нагрузившись рюкзаками пошли дальше.
– А в дороге петь будешь? – спросил Ян, надевая на плечи рюкзак.
– Я тебе оперный театр что-ли? – поинтересовалась я.
– Ну, пофальшивь, мне, Инь. Подумаешь, чуть-чуть зубы поболят, я потерплю, – он с хохотом увернулся от подзатыльника.
– Ну, ладно, сам напросился, – я зажмурилась и вдохновенно заголосила переводя на ходу:
– Эх, дороги, пыль да туманы,
Холода, тревоги, да степной бурьян,
– А о чем песня? – не очень вежливо прервали меня.
– Ты будешь слушать или вопросы спрашивать? – я открыла глаза и возмущенно уставилась на него.
Такое вдохновение сбил своим любопытством. Мой укоризненный взгляд на него, впрочем, не подействовал.
– Ты так и не сказала о чем песня?
– О трудностях воинского пути, – пояснила я, – можешь подпевать: Знать не можешь доли своей, может, крылья сложишь посреди степей…
Слух и голос у Яна оказались куда приятней и мелодичней, чем мои. Сразу видно, человека, ой, то есть горга, в детстве музыкально образовывали.
– Вот что мне нравится, – сказал он, – мелодия простая, а красивая. А слова странные, что такое: « пули свистят»? Почему свистят? "Пуля" это птица?
– Я тебе про оружие рассказывала, стрела из лука или арбалета летит и звук издает, пуля тоже, похожий, кстати.
– Понял, «пуля» это что-то вроде стрелы.
– Да, только меньше и гораздо убойней. Эх, жаль у меня телефон не работает, – огорченно сказала я, –представляешь, я с компьютера, как раз перед тем как сюда попасть, слила в телефон почти пятнадцать гигов музыки всякой разной, и классики, и современной. И книги у меня там были, тоже много. Я с одного сайта выкачала, была бы у меня зарядка от костра и солнечных батарей, можно было бы сейчас книжки читать и музыку слушать.
– «Слила библиотеку», звучит странно.
– Таковы мои реалии. Были, – я вздохнула, – ладно, что толку сожалеть.
– Вот именно, – Ян придержал меня под локоть когда я перелазила через валун, – пой давай. Или рассказывай что-нибудь.
– Неа, твоя очередь! – возразила я.
Ян театрально откашлялся и пропел хорошо поставленным голосом.
– О, прекрасная эрра, твоя краса затмевает дневное светило, – пропел он, – а взор твоих очей равен по красоте ночной гостье. Я трепещу и вздыхаю думая о тебе, о прекрасная эрра, затмевающая дневной свет.
– Хвалебная ода женщине – гасилке, – хмыкнула я, – ходит и гасит все до чего дотянется.
Ян открывший рот для того чтобы набрать воздуха и продолжить петь, закашлялся.
– Где твой романтизм, Инь! – укоризненно воскликнул он.
– Там, – я, хихикнув, ткнула пальцем в неизвестном направлении.
– Сейчас искать пойдешь, раз потеряла, – строго сказали мне.
– Н – но, вот только лошадь вымою, – нагло хмыкнула я.
– Лошадь? – Ян оглянулся, – где ты увидела лошадь?
– Ты её не видишь? – ехидно уточнила я.
– Нет, – Ян прищурившись с подозрением смотрел на меня. В оранжево – зеленых глазах мелькали смешинки.
– Вот и я не вижу, – вздохнула я, – а душа требует чего – нибудь большого и чистого. Надо поискать.
Я снова картинно вздохнула и мечтательно оглядела округу.
– Я эрре не подойду? – Ян поиграл бровями.
Я смеряла его взглядом сверху вниз.