Инверсии

Когда я пытался представить себе эту сцену, мысли мои странным образом все время обращались к тому вестнику. Слуга редко доставляет такие чудовищные новости сильным мира сего. А тот, кому доверили известие исключительной важности – о том, что один из фаворитов короля убил одного из герцогов, – может считать себя удостоенным немалой чести. Ах, как это должно быть досадно – прийти с такой вестью и обнаружить, что она не имеет особого значения ввиду событий, разворачивающихся перед тобой.

Впоследствии я с усердием, хотя и не без осторожности, расспрашивал слуг, находившихся в тот вечер в обеденном зале, и они говорили, что даже тогда обратили внимание: некоторые из гостей за столом повели себя при этом известии вовсе не так, как должны были повести. Возможно, это объяснялось внезапной болезнью короля. Но слуги тем не менее говорили мне, что у них создалось впечатление, будто начальник стражи и герцоги Улресил и Кветтил ждали этой новости.

Доктор Скелим приказал немедля отнести короля в кровать. Там его раздели. Келим осмотрел тело короля – нет ли на нем каких-либо отметин, указывающих на ранение отравленной стрелой или заражение через порез. Ничего такого не обнаружилось.

Пульс у короля был медленный и становился еще медленнее, убыстряясь лишь на короткие промежутки, когда по телу проходила судорога. Доктор Скелим сообщил, что если не предпринять срочных мер, то сердце короля менее чем через колокол остановится. Он признал, что сам не в силах определить болезнь, поразившую монарха. Запыхавшийся слуга принес из комнаты Скелима его докторский саквояж, но ни укрепляющие, ни стимулирующие средства (судя по всему, не сильнее, чем нюхательные соли, особенно учитывая, что вызвать у короля глотательные движения было невозможно) не оказали никакого воздействия.

Доктор хотел было сделать кровопускание (пожалуй, это единственное не испробованное им средство из тех, что пришли ему в голову), но кровопускание при угасающей сердечной деятельности в прошлом показало полную свою негодность, и, к счастью, в данном случае желание не навредить перевесило потребность в симулировании бурной деятельности. Скелим приказал приготовить несколько экзотических настоев, но при этом не питал особых надежд на то, что они окажутся действеннее уже примененных средств.

Именно вы, хозяин, сказали, что нужно позвать доктора Восилл. Мне рассказывали, что герцог Улресил и герцог Кветтил отвели вас в сторону и между вами троими произошла жестокая перебранка. Герцог Улресил выскочил из комнаты в слепой ярости и позднее приложился мечом к одному из своих слуг, отчего бедняга лишился глаза и двух пальцев. Я восхищаюсь тем, что вы отстояли свою позицию. Наряд дворцовой стражи был отправлен в камеру пыток с приказом доставить доктора. А если потребуется, то и применить для этого силу.

Мне рассказывали потом, что моя хозяйка уверенно прошла сквозь бессмысленную толкотню, царившую в королевской спальне, где собрались плачущая и причитающая знать, слуги, вообще чуть ли не полдворца.

Она послала меня с двумя стражниками в ее покои за медицинским саквояжем. Мы застали там одного из слуг герцога Кветтила и одного дворцового стражника. Оба они при нашем появлении смутились и заволновались. Слуга Кветтила держал в руке знакомую мне записку.

Думаю, я ничем так не гордился в своей жизни, как тем, что совершил тогда, – ведь ужас еще висел надо мной, поскольку я не знал, отменена ли предназначенная нам пытка или только отложена. Меня трясло и прошибал пот от ужаса перед увиденным, меня мучило то, как глупо и трусливо я вел себя в камере пыток, мне было стыдно за тело, предавшее меня, а голова все еще шла кругом.

А сделал я вот что: отобрал записку у слуги Кветтила.

– Это собственность моей хозяйки] – прошипел я, шагнув вперед со свирепым выражением на лице, и выхватил записку из его пальцев. Он тупо посмотрел на меня, потом на записку, которую я быстро сунул себе под рубаху. Он открыл рот, собираясь что-то сказать. Я, все еще дрожа от ярости, повернулся к двум пришедшим со мной стражникам. – Немедленно выпроводите этого человека! – сказал я.

С моей стороны это, конечно же, был рискованный шаг. Во всей этой суматохе пока не было ясно, кто такие мы с доктором – заключенные или уже нет, а потому два стражника вполне обоснованно могли считать себя моими тюремщиками, а не телохранителями, каковыми я пытался их выставить. Могу лишь скромно сообщить, что они признали очевидную искренность и справедливость моего негодования, а потому исполнили мое требование.

У герцогского слуги вид был перепуганный, но он сделал, как ему сказали. Я застегнул куртку ради вящей сохранности записки, взял докторский саквояж и поспешил со своими сопровождающими в королевскую спальню.

Доктор положила короля на бок. Она стояла на коленях перед кроватью, с встревоженным видом гладя королевскую голову и кратко отвечая на вопросы доктора Скелима. (Возможно, реакция на то, что было в его пище, сказала она доктору. Опасное, но не ядовитое.)