Инверсии

РуЛойн наконец-то понял, что самое умное для него сейчас — помолчать. Он сжал губы и уставился на поверхность стола перед собой.

— Мы собрались обсудить, что делать дальше с этой проклятой войной, — сказал УрЛейн, поведя рукой в сторону карты тассасенских границ, разложенной в центре огромного стола. — Здоровье моего сына заставляет меня оставаться здесь, в Круфе, но больше никак не влияет на наше совещание. Я буду вам благодарен, если мы больше не коснемся этой темы. — Он бросил взгляд на РуЛойна. — А теперь, есть ли у кого полезные соображения?

— Что мы можем предложить, государь? — сказал ЗеСпиоле. — Нам ничего не известно о последних событиях. Война продолжается. Бароны хотят удержать захваченное. Мы находимся слишком далеко и мало что можем сделать. Разве что согласиться с предложениями баронов.

— Совет немногим полезнее предыдущего, — нетерпеливо сказал УрЛейн начальнику стражи.

— Мы можем послать туда свежие войска, — сказал ЙетАмидус — Но я бы не советовал. У нас и без того осталось мало солдат для защиты столицы, да и другие провинции тоже оголены.

— Я согласен, государь, — сказал ВилТере, молодой военачальник из провинции, вызванный в столицу вместе с батареей легкой артиллерии. Отец ВилТере был старым боевым товарищем УрЛейна еще со времен войны за наследство, и протектор пригласил его на совещание. — Если мы отправим слишком много войск для наказания баронов, то побудим других брать с них пример, так как оставим провинции без сил поддержания порядка.

— Если мы накажем баронов достаточно сурово, то отобьем у этих «других» желание совершать подобные глупости.

— Вы правы, государь, — сказал ВилТере. — Но сначала мы должны их наказать, а потом известие об этом должно еще дойти до других.

— Дойдет, — мрачно сказал УрЛейн. — Эта война выводит меня из терпения. Я не приму ничего, кроме полной победы. Больше никаких переговоров. Я посылаю Сималгу и Ралбуту приказ предпринять все, что в их силах, для пленения баронов, а когда это будет сделано, доставить баронов сюда как простых воров, хотя и под тщательной охраной. Они будут наказаны самым жестоким образом.

БиЛет посмотрел на УрЛейна с несчастным видом. Протектор, заметив этот взгляд, бросил:

— В чем дело, БиЛет?

Министр иностранных дел смешался еще больше.

— Я… — начал он. — Я хотел…

— Да говорите же, — крикнул УрЛейн. Высокий министр подпрыгнул на своем месте, длинные седые волосы взметнулись вокруг его головы.

— Вы… протектор абсолютно… все дело в том, государь…

— Ради Провидения, БиЛет! — взревел УрЛейн. — Вы что, намерены не согласиться со мной? Наконец и у вас прорезались сомнения? Откуда они, гром и молния?!

БиЛет посерел лицом.

— Я прошу прощения протектора. Я просто умоляю его пересмотреть это решение и не обходиться с баронами таким образом, — сказал он, и на его узком лице появилось выражение мучительного отчаяния.

— А как еще я должен обходиться с этими сукиными детьми? — сказал УрЛейн тихо, но язвительно. — Они объявляют нам войну, выставляют нас на посмешище, плодят у нас вдов, — УрЛейн хлопнул кулаком по столу, и карта границ слегка колыхнулась от порыва воздуха. — Как, именем всех старых богов, должен я поступить с этими ублюдками?

Вид у БиЛета был такой, будто он вот-вот разрыдается. Даже ДеВар проникся к нему сочувствием.

— Но, государь, — сказал министр тихим голосом, — некоторые из этих баронов связаны кровными узами с гаспидианским королевским домом. Когда имеешь дело со знатью, нужно учитывать тонкости дипломатического этикета, даже если эта знать подняла мятеж. Если бы нам удалось подкупить кого-нибудь из них, отделить от других, провести с ним переговоры, тогда мы, возможно, смогли переманить его на нашу сторону. Насколько я понимаю…

— Похоже, вы понимаете очень мало, сударь, — сказал ему УрЛейн полным презрения голосом. БиЛет словно сжался на своем месте. — Хватит болтать об этикете. — Последнее слово плевком вылетело из его рта. — Нет никаких сомнений в том, что этот сброд испытывает наше терпение, — обратился УрЛейн к БиЛету и остальным. — Они изображают из себя соблазнительницу, эти гордые бароны. Они кокетничают. Они намекают, что могли бы уступить нам, если бы мы обошлись с ними чуть получше, что отдадутся нам, если мы польстим им немного, если только раскроем наши сердца и карманы, задобрим их подарками, окажем знаки внимания. И тогда они откроют ворота, выдадут нам своих наиболее упрямых друзей, и тогда выяснится, что все их сопротивление было так, показным. Невинный отпор, защита девичьей чести. — УрЛейн снова стукнул кулаком по столу. — Но я говорю: нет! Мы больше не позволим водить себя за нос. Теперь поведут их — на городскую площадь, в цепях, где палач сначала подвергнет их пытке как обычных убийц, а потом сожжет на костре. Посмотрим тогда, что скажут остальные.

ЙетАмидус хлопнул ладонью по столу и вскочил с места.

— Прекрасно сказано, государь. То, что надо!