Закончив, он достал из-под кровати свой подарок Муру: небольшой набор инструментов — именные долото и добротный молоток. Отец Асты подсобил — у любого хорошего каменщика должно быть своё снаряжение. Мур пошёл в школу на год позже остальных, но последние полгода обучения закончил экстерном, и только в тринадцать лет начиналось его обучение у мастера. Он выбрал профессию каменщика, и Марк хотел, чтобы его приёмный брат ни в чём не нуждался.
Также он купил и уже раздал всем мальчишкам пояса под кристаллы наподобие того, что подарила Марку Клэр. Найше достался браслет, а Лавии — серёжки-капельки. Так никто из них не потеряет или случайно не выронит свои кристаллы.
Оквима обошла Мура стороной. Ещё в полночь они узнали, что у него стало двадцать три маны. Плюс две единицы за этот год. Марк так боялся за себя, а остальные ребята продолжали спокойно жить, хотя до сих пор в большой зоне риска. Они не видели другой жизни кроме этой. Они не знают другой формы общественной организации кроме классового неравенства и относятся к своей участи как к чему-то давно решённому.
Да, мы не выбираем родителей, но вправе иметь выбор, кем хотим стать. Это базовые понятия его прошлого мира. Здесь это лишь жалкий пердёж в пустоту. Даже если родиться аристократом — есть риск недобрать маны, как это было с Лавией. Один из родителей имел хорошие гены, но наследование пошло по линии матери и всё пропало. Даже школа по блату не смогла помочь. Сложно ужиться с теми, кто не равен тебе. Марк даже не знал, как обозвать это неравенство. Есть неравенство интеллектуальное, есть разница в физиологии и хорошей генетике, а мана — это что? Скорее физиология, подумал Марк. Корректируемая её часть.
Вся семья потихоньку собралась за обильным столом. Из взрослых подошли Мио и Кунц. Отец Асты и староста тоже были тут. Сын кузнеца старался делать вид, что не замечает Найшу. Все по очереди подходили отдать свой подарок. Из правой руки в сторону сердца именинника пускалась слабая струйка магического воздуха. Ветер перемен.
Марк отдал свой подарок. Мур как обычно держался спокойно, но крылья носа подозрительно широко топорщились. Ещё один год пройден, ещё один — впереди, и жизнь крутит своё бесконечное колесо рождений. А может, у неё другая форма — переплетающиеся нити? Или это череда снов внутри сна и мы с каждым годом просыпаемся, приближаясь к реальному пробуждению?
— Я хочу поздравить своего брата и хорошего друга, — начал Марк.
— И самую опасную бровь Ваабиса! — крикнул Беф, тут же получив подзатыльник от рядом сидящей Найши.
— Мур, знай, что ты дорог каждому из нас. — Что-то он загнул с официальностью: у Лавии заблестели глаза. — Поэтому, пожалуйста, говори нам больше, чем по три слова в день. — Раздались небольшие смешки. — А если серьёзно, мы тебя все уважаем. За упорство в учёбе…
— В отличие от этих двух болванов, — в этот раз перебила Найша, скрестив руки и подняв презрительно носик. Заядлые прогульщики Мик и Беф опустили глаза.
— … за твою храбрость и готовность защищать родных…
— Да его просто отпинали… ай! — Беф получил добавку и Марк услышал тихое под нос: «Да в чем я не прав?»
— … за стремление найти свой путь в жизни. Каменщик — очень полезная профессия. Пусть твои желания сбудутся и да будет ветер перемен.
Муримий опустил глаза, крепко сжимая в руке кружку с сиропом из цитрусовых. Ну вот, засмущал парня. Но тот, собравшись, поблагодарил:
— Спасибо, Гург. Идеальное поздравление.
— Ветер перемен! — хором подхватили все, и тут же весёлый шум и чоканье кружками расползлись по комнате, передавая улыбки и тёплое настроение каждому, а звон посуды и запахи жареного мяса распаляли аппетит. Тут тебе и овощная поджарка, и сладкий батат, изнывающий в пару, когда его разрезают пополам, и печёнка в соку из луковых колец, и мягко осыпающийся белый хлеб, просящий, чтобы ты его надломил с шероховатым хрустом, и сморщенное золото печёных яблок, и нарезанный дольками сыр-решето, и грибы в овощной подливке, и скрывшиеся в едва затвердевшей шкурке жареные куриные окорока, и нежная белизна отварных яиц…
— Хорошо сказано, — ткнул в бок Коррус, — скоро и твоё отпразднуем.
Да. Сколько ему стукнет? Тридцать. «Боже, какой же я старый», — подумал Марк и вцепился молочными зубами в сочную курицу.
Бефальт больше не выступал на сцене. Отец Годо сказал, что из него не выйдет ничего путного, и поэтому сейчас он убирал клетки, вычищая прилипший навоз и пополняя миски едой и водой. Бефальт любил животных. Он часами мог с ними сидеть, гладить и разговаривать. Иногда они напоминали ему людей, только добрее. Почему-то в их окружении Беф не чувствовал себя потерянным и ничего не боялся, но стоило ему выйти на сцену — страх до слёз сжимал грудь. Нет, Бефальт не боялся шумных компаний, даже наоборот — веселил всех, но делать это специально перед ожидающей толпой не мог.