Инвестиции в семью (СИ)

Я не знаю, что именно рассказывал родителям Влад о причинах нашего развода. Но точно не собираюсь обсуждать с ней непростую жизнь матери-одиночки. К счастью, теперь у меня будет всё иначе…

- Жорик, – обращается свекровь к внуку и гладит пухлую ручку, – мне очень жаль, что я позволила тебя обидеть в моём доме. Я прошу у тебя прощения. Обещаю исправиться. Простишь меня?

Сын поворачивается к ней, но смотрит по-прежнему исподлобья и крепко держится за меня. Людмила Аркадьевна видит и правильно считывает его настроение. Слово за слово, ей удаётся найти к внуку подход, разговорить и даже выманить в гостиную посмотреть на гоночную машину.

Страхи отпускают, неуверенность притупляется. Вечер заканчивается на тёплой душевной ноте. Жизнь определённо начинает налаживаться.

Возможно, если бы не критические дни, я даже повелась бы на очередную горячую провокацию Влада…

Всё плохое осталось позади? Или это лишь затишье перед бурей?

Глава 32

Заканчивается лекция, и я возвращаюсь на кафедру. Большая перемена. Анна Павловна ставит кипятиться электрочайник. Алексеенко вытаскивает из необъятного рюкзака пластиковый судочек с домашней едой, которую ему каждый день упаковывает заботливая жена. По просторному помещению распространяется соблазнительный запах овощного рагу.

Желудок сразу напоминает о собе. Утром я только кофе выпила, позавтракать не успела, а теперь уже время близится к обеду. Просматриваю сообщения в мессенджере. На удивление тихо. Даже Влад молчит, хотя обычно несколько раз за день присылает хотя бы просто анимированное сердечко – постоянно напоминает, что ждёт, когда я растаю и соглашусь перебраться в его спальню.

Несколько дней назад я уже почти сдалась, но, как назло, пришли “красные гости”. Раньше нас с мужем это не останавливало, но начинать отношения заново в столь неудачный день мне было некомфортно. Близость во время месячных требует особого уровня взаимного доверия, до которого нам с Владом пока далеко.

- Жесть! – восклицает Марина Ивановна. Она пьёт чай и листает на смартфоне ленту новостей. – Пожар на химзаводе. Прямо сейчас горит. Уже есть погибшие и пострадавшие.

Слово “химзавод” срывает внутренний тумблер. Хотя в городе таких заводов два, интуиция кричит, что горит именно наш.

Хватаю сумку и вылетаю из кабинета, напрочь забывая, что по расписанию впереди ещё семинар и меня ждут студенты. По пути набираю Влада, но он не отвечает. Это может означать что угодно, поэтому я стараюсь не накручивать себя заранее.

Вызывать такси времени нет. Подбегаю к обочине и поднимаю руку. Когда-то раньше именно так люди ловили такси, но в последнее десятилетие заказы по интернету настолько распространились, что я уже давным-давно не видела, чтобы кто-то голосовал на дороге. Подозреваю, что даже телефонные диспетчеры лишились минимум половины работы.

Мне везёт. Почти сразу рядом останавливается старенькая машина с пенсионером за рулём. В любой другой момент не рискнула бы сесть в неё, опасаясь, что колымага развалится по дороге. Но сейчас мне совершенно плевать. Я готова хоть на метле лететь, хоть на чём угодно – лишь бы скорее оказаться на месте.

По дороге просматриваю новости. Они ужасные! Оказывается, пожар начался ещё утром. Часть людей успешно эвакуировали, другие оказались заблокированы в цеху, и оттуда их достают с огромным трудом. Среди пострадавших несколько пожарных и много работников завода.

На глаза попадается интервью какого-то чиновника. Он заявляет, что пожар возник из-за нарушения техники противопожарной безопасности и владельца завода будут судить.

Другая говорящая голова предполагает, что это может быть намеренный поджог, своего рода акт отчаяния. Якобы завод в последнее время терпел убытки, а пожар, с одной стороны, вынудит страховую выплатить владельцу круглую сумму, а с другой – позволит замести следы или окажется форс-мажором для невыполненных обязательств.

За несколько кварталов до завода дорога перекрыта полицией, впереди сплошь пожарные машины. Валит густой дым, воют сирены. В обе стороны снуют “скорые”.

Выскакиваю из машины и бегу. На высоких каблуках быстро двигаться не получается. Недолго думая, снимаю туфли и продолжаю путь босиком. Колготки на стопах тут же рвутся, камушки больно впиваются в нежную кожу, но я не обращаю внимания.

Добраться до проходной завода не удаётся. Территория оцеплена пожарными и полицией, туда никого не пускают. Вдоль ограничительной ленты толпятся журналисты, кучкуются люди – вероятно, родственники тех, кого ещё не удалось эвакуировать.

Я никого из них не знаю и знакомых лиц не вижу. Наверное, нужно связаться со свёкрами, но у меня нет их номеров. Набираю Рите, личным охранникам – всем, кто хоть как-то может быть в курсе. Но на другом конце провода либо не берут трубку, либо ничего не могут мне сообщить.

Время от времени от проходной отъезжают “скорые” с сиреной – людей продолжают освобождать из огненного плена. Может быть, Влад тоже в больнице? Но где его искать?

Наконец телефон оживает. Номер незнакомый.