Протягивая руку для обязательного анализа крови, Фар рассмеялся. Из всех врачей, которым приходилось участвовать в его экзаменационных мытарствах, Фару больше всего нравилась Прия. В проблемах она всегда винила мед-дроидов, а не его. Если ее коллеги предпочитали поскорее отделаться от Фара и боязливо помалкивали, то Прия не торопилась и подчас оказывалась настолько близко, что можно было слышать музыку в ее наушниках. В этот день звучала баллада в стиле панктех. На полную мощность.
— Итак… сегодня у тебя последний экзамен на симуляторе. Полагалось бы спросить, нервничаешь ты или нет, но к чему это ребячество?
Он снова рассмеялся. Нервничают те, кто не знает, что готовит им будущее, а Фар ясно его себе представлял: он выпускник Академии, и ему предстоит непростое испытание. Действительно, заключительные экзамены на симуляторе — самые жесткие. Может достаться что угодно — от разведения костра на неолитической стоянке до участия в вечеринке старшеклассников в двадцатом веке, а может — подписание королем Иоанном Безземельным Великой хартии вольностей. Цель проста: произвести запись событий и понаблюдать за людьми, оставаясь незамеченным. Один неверный шаг — и тебя вышибут из Академии под зад коленом и навсегда запретят путешествовать во времени.
Как бы там ни было, пока Фар не совершал ошибок; он умел просчитывать риски.
— Есть какие-нибудь песенные предложения для моего грядущего победного танца?
— Классика или современность?
— Классика. Мне нужно привыкать к историческим жанрам, раз уж я собираюсь получить лицензию.
— Дай подумать. — Прия потерла подбородок. — Есть «Куин» — «Мы чемпионы» и диджей Халед — «Я — победитель». И да, не ошибешься, если выберешь Побитую Панду, «Вершину подъема». У M.I.A. тоже есть несколько хороших вещиц.
Фар сделал на своем интерфейсе пометки о названных исполнителях, чтобы посмотреть позже.
— «Куин», Халед, Панда, М.I.А. Готово.
— Дыши ровнее. — В дымчатых глазах врача промелькнула озабоченность, потому что монитор на груди дроида показывал учащенное сердцебиение и кислородное голодание в области пресса. — У тебя искажение жизненных показателей.
— И куда же ты отправишься, когда закончишь Академию?
Что за вопрос? Фар всю жизнь провел, наблюдая прошлые времена. Целое лоскутное одеяло из культур и доисторических очагов развития человечества, а потом Древняя Греция, Древний Рим, средневековая Европа, Возрождение, век Просвещения, промышленная революция, век Прогресса — весь путь до эпохи Центрального. И это касалось только дороги, которую прошла цивилизация Запада. Так много оставалось неисследованного, потому что лицензированных путешественников во времени насчитывались сотни, а машин времени в Центральном — ограниченное количество. В конечном счете, за свою карьеру рекордера он смог бы охватить очень ограниченный отрезок истории.
Но возможности открывались бесконечные. Почти.
— Могу вернуться и убить Гитлера, — пошутил Фар. — Чем не мечта путешественника во времени?
Прия осуждающе посмотрела на него из-под челки, словно говоря:
— Полагаю, куда Корпус пошлет, — на этот раз серьезно сказал он.
— У тебя нет никаких предпочтений? Не боишься, что застрянешь где-нибудь, собирая во имя науки культуру бубонной чумы с мертвых тел?
Когда Фару исполнилось четырнадцать, он просмотрел записи о Черной смерти. Даже в том возрасте он понял, что съемки сильно отредактированы: кадры часто менялись, звук приглушен. Рекордер, делавший запись, подавился словами при виде грязной телеги, доверху заваленной трупами.
— С моей точки зрения — не самый лучший выбор.
Мед-дроид, закончив со своими ритуальными уколами и пробами, подкатился к двери, пригласив Фара следовать за ним.
— Пройдите в следующий кабинет и получите костюм для заключительного экзамена на симуляторе.
— Я все хочу увидеть, — сказал Фар Прие на прощание.
— Насчет «увидеть все»… — Прия кусала губы, чтобы спрятать улыбку, но ее лицо так и светилось лукавством. Она кивнула в сторону двери, за которой скрылся мед-дроид. — Тебе лучше пойти одеться.
В соседней комнате Фар нашел костюм для экзамена — идеально отутюженный, состоящий из множества предметов. Сначала шли шерстяные чулки, затем — штаны до колен и рубаха, больше похожая на платье, с пышными кружевами на рукавах, по вороту и подолу; они должны выглядывать из-под камзола, расшитого винной лозой и давно вымершими цветами, названия которых Фар не помнил. Поверх всего этого великолепия надевался кафтан в зеленую и золотую полоски. Наряд довершали кожаные башмаки и напудренный парик.
— Значит, не чума, — пробормотал Фар, протягивая руку за чулками.
Он уже выдержал несколько испытаний на тренажерах по восемнадцатому веку: стал свидетелем подписания Декларации независимости Соединенных Штатов, плавал через Тихий океан в экипаже Джеймса Кука, видел улицы революционного Парижа, заполненные шествиями и хаосом, но не изучал этот период с особым тщанием.